– Ты детей должна рожать, – тихо засмеялась Вискера.
– Научусь и этому, – прошептала Ирис. – А пока – только убивать. С Волуптасом мое умение принесет пользу. Пользу этой земле.
– Чужой земле, – протянула Вискера. – Хотя если своей земли не осталось, то какая разница… Я тоже никуда не пойду. Разве можно оставить такого бравого рубаку?
– И я, – заторопился Арденс. – Мне некуда идти. Не хочу глупой смерти и глупой жизни. С тобой, мастер, я хотя бы могу не беспокоиться о глупой смерти.
– Волуптас не прикроет тебя щитом от врага, – забулькал пьяным смехом Сманад.
– Нет, – улыбнулся и вытер рукавом вспотевший лоб Арденс. – Я не об этом. Если я погибну, это не будет глупостью. Рядом с Волуптасом. Я никогда еще не чувствовал себя нужным. Как теперь.
Однорукий, Вискера и даже Ирис посмотрели на Игниса.
– Что молчишь, Асаш, – спросил Волуптас Игниса. – Я думал, вы уйдете все, а одного тебя даже неловко отпускать.
– Почему же одного? – удивился Игнис. – Разве ханей остается?
– Не знаю, – буркнул Сманад, закрыл глаза и поправил воротник куртки. – Я пьян. Разве можно принимать такие решения на пьяную голову? Решу утром.
– А я теперь, – проговорил Игнис.
– Что тебе сказал Йор? – спросил Волуптас. – Конечно, если это не секрет. Не то чтобы я хотел знать, хотя знакомство с этим дакитом сделает любому честь, но ты окаменел, когда услышал его слова.
– Я отвечу, – пожал плечами Игнис. – Этого дакита я раньше не знал. Но меня, как выяснилось, знал он. Я считал, что вся моя семья погибла. Он сказал мне, что жива моя сестра. Или была жива. И сказал, куда она отправилась. Тебе приходилось, старшина, узнавать, что жив близкий человек, которого ты считал мертвым?
– Нет, – протянул Волуптас. – У меня все больше случалось наоборот. И, кстати, подобные переживания мне уже не грозят. Мой единственный близкий человек – это я сам. Так что, с тех пор как я простился с собственной рукой, смею надеяться, что я даже в смерти обойдусь без расставаний. Ну и что ты собираешься делать? Искать свою сестру?
– Скорее всего, – кивнул Игнис. – Но если ты пойдешь на юг, на Ардуус, или на край Светлой Пустоши, то нам с тобой будет по пути. Пока я с тобой.
– Тогда спать, – приказал Волуптас. – Дождь стихает, а завтра может случиться тяжелый день.
– А как же дозор? – вскочил с места Арденс.
– Спи, – подала голос Вискера. – Я бросила насторожь. Никто не приблизится незамеченным, а маги в такую погоду сидят в своих башнях.
– Почему я не стал магом? – горестно вздохнул Волуптас.
– Почему ты, красавица, раньше не бросала насторожь, – пьяным голосом пробурчал Сманад. – Сколько бессонных ночей я потратил впустую…
Утро неожиданно встретило шестерку солнцем и чистым небом. После недолгих сборов Волуптас достал поганую дудку и выдул из нее долгий звук.
– Куда теперь? – спросил Игнис, когда Волуптас забрался в седло.
– Пока на юг, чуть забирая к западу, – ответил однорукий. – По тележной колее. До Азу здесь два дня пути, но до Светлой Пустоши чуть меньше. Она выплескивается на этот берег полосой в сотню лиг и глубиной десятка в полтора. Точно между Аббуту и Уманни. Так что блуждать можно долго. Но мы идем по следам. Вряд ли кого догоним, но можем встретить. Для торговцев тленом эта бойня у нас за спиной – завидный удел. Просто так они от нее не откажутся.
Волуптас оказался прав. Когда солнце уже готовилось опуститься за выжженный горизонт аббутских и касадских земель, навстречу отряду показался обоз из десяти подвод. Телеги были пусты, но на каждой лежал мешок, и Волуптас, чуть наклонившись, чиркнул клинком по первому же из них, заставив хмурого бородача выхватить самострел. Нажать на спуск тот не успел, Ирис была быстрее. У прочих возниц такого оружия не оказалось, а с обычными мечами они были не противники спутникам однорукого. Десять трупов были сброшены с повозок тут же, лошади выпряжены и отправлены на свободу, которой им, может быть, не очень-то и хотелось.
– Вот так, – встряхнул кисет, набитый эрсетским серебром, Волуптас. – Считай, что уже не зря задержались на этой войне. Еще день, два, ну пусть неделя, и мы очистим берег от мерзости.
– Зачем им трупы? – с дрожью спросил Арденс.
– Не знаю, – ответил Волуптас, но потом добавил: – За горами Балтуту, за Сухотой и горами Митуту лежит земля Эрсет. Я не буду повторять разные истории или выдумки о ней, но кое-что тебе скажу. То, в чем я сам уверен. То, что я видел своими глазами. Там есть воины, которых кормят человечиной. Только не думай, что ее как-то готовят, запекают на костре или варят в котле. Нет. Ее поставляют свежей. Совсем свежей. То есть живой. И воин, который хочет есть, потому что его не кормят, получает кого-то вроде тебя. Или кого-то вроде Ирис. Или какого-нибудь старика. Или женщину, может быть, похожую на твою соседку, которую, наверное, убили северяне. Вот и вся его пища. Нет. Никто его не заставляет ее душить или пить ее кровь. Есть люди, которых трудно заставить делать такое. Очень трудно. Они скорее готовы умереть сами, чем сделать нечто подобное. Но за высокой оградой этот воин – не один. Там их сотни. И все голодные. И вот, когда все они бросаются на жертву и начинают рвать ее на куски и есть, вдруг оказывается, что то, чего ты никогда бы не сделал один, в толпе как бы делается само собой. Сначала ты морщишься. Потом, когда у тебя от голода кружится голова, ты уговариваешь себя, стыдишь себя. А потом ты вдруг приходишь в себя сытым и пьяным, потому что убийство и великая мерзость пьянят покрепче вина, и понимаешь, что ты переступил через себя и никогда уже не вернешься к себе прежнему.
– Зачем это? – спросил, дрожа, Арденс.
– Чтобы истребить в воине жалость, – глухо бросил Волуптас. – Чтобы ничто не останавливало его. Ни старик, ни женщина, ни ребенок. Чтобы он мог убить любого. Чтобы стал зверем!
– Это хорошо или плохо для войска? – подала голос Ирис.
– Плохо, – ответил Волуптас.
– А мне кажется, что хорошо, – рассмеялся ханей, который с утра без долгих рассуждения занял место в строю. – Армия зверей – это ужас, который надвигается на врага! Это смерть! Божья кара!
– Может быть, – хмыкнул Волуптас. – Но не стоит сажать на стол поющую птицу, она не только поет, но и гадит. Тем более если птица не поет, а каркает. Ничто не остановит зверя – ни старик, ни женщина, ни ребенок. Но иногда именно они должны останавливать даже зверя. Хотя бы если они у него за спиной и он защищает их. Если старик – его отец, женщина – его жена, а ребенок – его сын. Но зверю на это наплевать. В этом его слабость. К тому же даже зверь знает, что такое страх.
– А ты сам-то многих загрыз, когда обучался воинскому мастерству в Иалпиргахе? – спросил со смехом Сманад. – Ты так рассказывал, я будто сам там побывал! Многих загрыз, старшина?
– Не слишком, – холодно улыбнулся Волуптас. – Я как-то обходился собственной рукой.