– Деревянный меч тоже нуждается в ножнах, – согласилась Бетула. – Чтобы не подсыхал. Хотя скорняк или кузнец ему не нужен. Но сначала нужно вырастить сам меч.
– Пока что я предпочел бы выбраться на берег, – беспомощно поднял перед собой все еще трепещущихся рыб Игнис.
– Так вот уже, – показала Бетула на узкую расщелину, уходящую в глубь скалы. – Тут можно упрятать десяток принцев!
– Конечно, – буркнул, выпрыгивая из потока, Игнис. – Если положить их друг на друга. Или составить из них букет.
– Букет? – задумалась Бетула. – Нет, букеты я не люблю. В букете цветы без корней. Букет из принцев – это букет из умирающих принцев. Не хочу. Но одному принцу здесь будет хорошо. У меня есть семена травы и сушеный терн.
– А сосновых шишек у тебя нет? – поинтересовался Игнис. – Сейчас бы посадили сосны, вырастили, наломали веток, устроили костер, закоптили рыбу, согрелись бы?
– Нет, – с сожалением прикусила губу Бетула. – Шишек нет. Я помню голос сосны, могла бы ее вызвать, но у нас слишком мало времени для этого. Сосна не растет быстро. И зачем столько стараний, чтобы сжечь живое? Нет. Мы обойдемся без огня. Но рыбу будем есть завтра. У нас имеется соль, Моллис дал нам немного меда. Завтра рыба будет очень вкусна.
– А что мы будем есть сегодня? – оглянулся Игнис.
Скалы вокруг него были сухи, даже мох не прижился на них, зато дно расщелины заполняла мелкая галька, на которой хватало и мха, и разной гнили.
– Сегодня уже ничего, – вздохнула Бетула. – Клади рыбу на гальку, я займусь ею чуть позже. Сегодня мы будем спать. Ты будешь спать.
– Это с чего еще? – не понял Игнис. – Едва перевалило за полдень. Ноги, конечно, гудят, но рановато для сна. Или ты думаешь, что нам лучше по ночам ломать ноги на этих камнях? Тут же ни души! Да и не привык я спать на голодный желудок. Нет, разное, конечно, случалось в последние месяцы. Кое-чего я бы и врагу не пожелал, но все-таки…
Тягучий, непреодолимый сон уже наваливался на него.
– Что это? – он протяжно зевнул. – Вот только вроде бы набрался бодрости от твоей речки, и в сон потянуло. Ты что? Ворожбу раскинула?
– Нет, просто бросила семена травы, а среди них есть и сонная, – пожала плечами Бетула. Игнис посмотрел на ноги и увидел, что их до щиколоток окутывает мягкая зеленая трава. И какие-то колючие кусты шевелились, курчавились в устье расщелины.
– Что это? Ты же сказала, что река защитит нас? – старался говорить быстро, но говорил медленно, нараспев Игнис.
– И река, и я, – ответила Бетула. – Ты ложись.
– От кого же защищать? – все еще пытался что-то выяснить Игнис, но уже приседал, ложился на мягкое, и трава поглощала его так же, как сон.
– Те пятеро идут за нами, – сказала Бетула.
– Ерунда, – уже шептал Игнис. – Я возьму их всех пятерых.
– Мы их пропустим, – сказала Бетула. – На корабле они не показали и десятой части того, что могут. Но неплохо разглядели, что можешь ты.
– Я тоже скромничал, – уже почти спал Игнис, и последнее, что он услышал, было:
– Их пятеро. Спи…
…Он открыл глаза почти сразу. Во всяком случае, ему так показалось. Рядом точно так же шумела вода, трава, щекочущая его лицо, сплетала под ним ложе. Терн, поднявшийся стеной у выхода из расщелины, сомкнулся ветвями и над головой принца. Свежесть, которую он успел почувствовать только ногами, теперь наполняла все тело. Кроме желудка. Есть хотелось страшно.
– Ты проснулся?
Бетула раздвинула колючие ветви, проскользнула через них, не получив ни единой царапины на обнаженном теле, смахнула с себя капли холодной воды, стала натягивать платье.
– Пойдешь купаться?
– Купаться? – не понял Игнис.
– Конечно, – она укоризненно чмокнула. – С утра лучше всего искупаться. Конечно, неплохо искупаться и в полдень, и перед сном, но с утра – обязательно. По возможности.
– С утра? – вскочил на ноги Игнис, рванулся через терн, ободрал руки, едва не порвал рубаху, но все-таки вывалился на камни у самого водного потока. День едва начинался. Над ручьем крупицами мглы стоял холод. Скалы, отдаленный приют, трупы, тени лис, бросившихся прочь от мертвечины, дорога… все было подернуто туманом, словно накрыто ветхой тканью. И лучи солнца только-только начинали ощупывать их.
– Вот так, значит? – вздохнул Игнис и тут же вдохнул снова, потому что внутрь него поместилось все то, что он видел вокруг себя. Все, кроме мертвецов. Наполнило свежестью. Он наклонился, плеснул в лицо холодной воды, пробормотал горному потоку: – И ладно, – и тут же начал стягивать с себя рубаху.
– Они прошли ночью, – вышла из укрытия Бетула, когда он, уже освежившийся, одевался вновь. – Вот рыба, ешь.
– А ты?
Она выложила на плоский камень розовые, пряные пласты форели, пошевелила пальцами, осыпая кушанье какой-то пыльцой.
– И я. Ешь. Ничего подобного ты никогда не пробовал. Я покажу тебе потом травку, которая поет в этой рыбе. Но с утра я поймала еще четыре штучки, так что твои лепешки и сушеное мясо пока подождут.
Бетула отправила в рот полоску розовой мякоти, кивнула, словно почувствовала именно то, что хотела, а после этого только говорила негромко, улыбаясь тому, что ее спутник не может оторваться от угощения.
– Я слушала тебя ночью. Пристально слушала. Слушала ночь, шаги той пятерки, шум воды, их дыхание, заодно и тебя. А потом только тебя. Ты был рядом. И я услышала многое. Ты и в самом деле был на краю. На краю мерзости. Уже давно. Еще весной. Я не спрашиваю, что случилось, но судьба всякого переламывает или перемалывает, кого как. И тебя. После такого случаются раны, которые не заживают никогда. Их нельзя залечить, потому что они внутри. Они не цепляются к одному месту. Они то в сердце, то в памяти, то в коленях, то в чреслах, то в печени. Это твое прошлое живет в тебе и мучит тебя. Но то, что я услышала после… То, что ты пережил после… И после того, как великая сила приняла тебя… И после того, как великая низость поцеловала тебя в темечко… Это было как две страшных зимы подряд. Две зимы, которые вымораживают корни и рвут холодом семена в пыль. Как ты пережил это? Я даже думаю, что не твоя ли низость дала тебе силы? Не из-за того ли, что ты выбирался из собственной бездны, ты выбрался и из тех пропастей, в которые тебя сбросила судьба?
– Ты считаешь, что я уже выбрался? – поднял брови Игнис, омыл пальцы и губы в речной воде.
– Это на всю жизнь, – улыбнулась Бетула одними уголками губ. – Но я не подсчитываю твои пропасти, потому как не знаю, куда ты пойдешь. Но одно знаю точно: тебя ждет великое горе. Думаю, что оно уже свершилось, но ты о нем еще не знаешь.
– А ты знаешь? – выпрямился Игнис.
– Не хочу знать, – рассмеялась Бетула, взмахнула как мечом вынутой еще вчера из воды щепкой, перебежала по камням на другой берег реки. – Торопись. Нам пора идти. Теперь мы пойдем по следам твоих убийц.