– Твой третий, – и бросилась навстречу всадникам.
Она упала набок за долю секунды до того, как их клинки опустились на ее голову. Обдирая спину, проехалась мимо тяжелых, страшных копыт и, успев подсечь задние ноги обеим лошадям, метнула нож в горло третьей. Уши резанул истошный визг калба, но Кама не оборачивалась ни на лязганье клинков за спиной, ни на рычание Касасама. Лошадь, в горло которой по рукоять вошел ее нож, захрипела, задрала голову, вытаращила глаза и рухнула в лужу крови, которая стремительно наполнялась из пульсирующего кровью разреза, но ее всадник не пострадал. Воин с мертвенно-спокойным лицом сошел с трупа лошади так, словно не сидел в седле, а стоял на нем. Вытянул из черных, без единого проблеска ножен такой же черный, чуть изогнутый клинок, отставил его в сторону и медленно пошел на Каму. Его левая рука поднялась, пальцы щелкнули, и ледяное оцепенение разлилось вокруг.
– Амгедфа! – стальным карканьем раздалось изо рта воина.
За спиной Камы уже стояла тишина, только хрипели лошади, тихо скулила Эсокса и полурычал-полубился в невидимых тисках Касасам. Кама шагнула в сторону, перехватила меч, подняла его за головой, сделала еще шаг. Заклинание, которое должно было стянуть ее ноги и руки, сваливалось при каждом движении, словно подсохшая кора. Она даже скосила взгляд, чтобы убедиться, что никакой коры, никакого панциря под ногами нет.
– Имя! – прошипел воин. – Я назвал свое!
– Обойдешься, – выдохнула Кама и, разворачиваясь, все-таки успела рассмотреть; и лошади, и калб были мертвы. Так же были мертвы и четверо воинов, но и Эсокса, и Касасам стояли у подводы ледяными истуканами, и только выпученные глаза и согнутые руки говорили о том, что невидимые путы едва не ломают им кости.
– Амгедфа, – повторил воин и напал на Каму.
Он был быстрее и Рубидуса Фортитера, и любого из убитых Камой свеев, и даже, пожалуй, быстрее Сора Сойга. Но его скорость совпала с его самоуверенностью. Наверное, он не знал себе равных, когда преследовал в степи бежавших рабов, или утомился, убивая беззащитных, или обманулся, видя, что Кама преодолевает, но преодолевает его магию с трудом. Может быть, он даже разглядел, что внутри хрупкой девчушки пылает пламя, но не мог разглядеть того, что кроме пламени против него стоит ледяное, более ледяное, чем его заклинание, спокойствие и смертельная безмятежность.
Она отстранилась на ладонь. Достаточно, чтобы пропустить колющий удар удивительного клинка, но недостаточно, чтобы уберечься от глубокой раны в ту долю секунды, когда клинок пойдет назад. Но Кама и не собиралась разрешать чужому клинку порхать вокруг ее тела. В тот самый миг, когда ее шея сдвинулась в сторону, воин оказался слишком близок. Достаточно близок, чтобы клинок, выкованный дедом Касасама для предков Сора Сойга перебил запястье врага и, уходя вверх, с того же взмаха рассек горло противнику вместе с серебряным нагрудником вплоть до верхней челюсти.
– Жаль, что я не видела, как вы сражались, – обернулась Кама.
Мертвый противник упал у нее за спиной. Эсокса торжествующе посмотрела на Касасама. Тот развел руками и хлопнул ими себя по бокам:
– Вот такие теперь пошли принцессы… А ведь я ничего не мог сделать против этого молодца. В магии я не очень. Конечно, это не Воин Света, но в открытом бою даже опаснее. Это страж Храма, и как он здесь оказался, что он искал на равнине, я не знаю. Но его обязательно будут искать. А потом будут искать нас.
– Кажется, я знаю, зачем ты брал лопату и кирку, – посмотрела в промоину за камнями Эсокса. – А ведь тут работы до вечера! Да еще все это нужно туда перетащить!
– Ты забыла, что с вами даку, – продолжая удивленно смотреть на Каму, проворчал Касасам. – Конечно, не этлу и не великий силач, но и не мальчишка какой-нибудь. Справимся.
– Я знаю одно заклинание, – поморщилась Кама. – Точнее, постараюсь вспомнить. Мой наставник учил меня множеству ненужных заклинаний. Да, помню. Если никто не будет беспокоить это место, то можно. Правда, это заклинание кухонное и на небольшое количество мяса… Но голову придется закопать и залить маслом. Иначе она выдаст. А все остальное должно получиться.
– Подожди, – не поняла Эсокса. – Ты говоришь «мяса»?
– А что это? – не поняла Кама. – Разве не мясо? Если мы не едим человечину и собачатину, от этого все это не перестает быть мясом. А что главное повару, если он далеко везет свежее мясо или у него нет льда на погребе? Чтобы мясо не тухло. Магия легкая, да, я помню ее, мы упражнялись, она может не то что примораживать рану на время, нет, как бы останавливать ее, но тут ведь главное – не перестараться. А здесь даже лучше перестараться.
– Подожди, – оборвал Каму хмурый Касасам. – Я слышал об этом заклинании, один колдун даже предлагает свои услуги на рынке Лулкиса, и оно неприметное, пока не ткнешься в него носом, но оно рассчитано, в лучшем случае, на половину овечьей ноги!
– Не важно, – мотнула головой Кама, которую начинало трясти от пережитого. – Дело в силе. А сила у меня есть. И вот еще, – она обернулась, – я возьму тот меч.
– Это дакский меч времен Лучезарного, – мрачно заметил Касасам. – Говорят, что он сам участвовал в изготовлении таких мечей, их всего не больше полусотни, и каждый на счету.
– Я возьму этот меч, – повторила Кама. – А этот, – она сняла с пояса меч Сора Сойга, – я хочу с благодарностью вернуть в его дом. Туда, откуда он вышел. Я видела, какими глазами смотрел на него ты, Касасам, и как смотрели на него твои сыновья.
Кузнец окаменел, потом сделал несколько шагов к Каме и, принимая меч, опустился на колено.
– Только еще одно, – вспомнила она. – Это заклинание будет действовать месяц. В лучшем случае – полтора.
– А что будет потом? – напрягся Касасам.
– Ничего, – пожала плечами Кама. – Мясо обычно съедается до окончания заклинания. Оно же не мешает приготовлению. А это… Оно сгниет за день. Вонь будет на многие лиги.
– Я переживу, – прошептал Касасам. – До Лулкиса этот запах не долетит.
– Уходим через час, – сказал Волуптас, выходя из шатра, Игнис кивнул, и Тела, которая сидела напротив назвавшегося чекером Асашем принца, рассмеялась.
– Теперь ты обычный воин?
– А ты воевода? – спросил он.
– Скоро перестану им быть, – нахмурилась она. – Хотя, признаюсь, война – это для меня. Мне легко тут. Все легко – что делать, кого любить, кого ненавидеть, даже смерть кажется легкой. Но у меня уже не пять тысяч воинов, с которыми Пурус Арундо отправил меня в Касаду, уже и трех нет. Тяжело приходится. Если бы не вы с вашим колдуном…
– Он погиб, – напомнил Игнис, всматриваясь в лицо своей недавней любовницы.
– Все гибнут, – ответила Тела и нахмурилась, словно мгновенно постарела. – А ведь ты изменился. Если бы я не услышала свое имя в твоих устах, я бы даже и не узнала. Голос погрубел, лицо обветрилось, скулы заострились, в глазах… Глаза другие. Ты словно стал старше лет на десять. По глазам-то так и на все двадцать. Я бы скорее сказала, что передо мной Тотус Тотум, твой отец.