— Нэнси, дорогая, — сказала моя госпожа, — это миссис Джекс. Она моя самая старинная лондонская подруга — и самая ославленная. Все, что она тебе скажет, будет сказано с целью тебя развратить.
Я поклонилась.
— Очень на это надеюсь.
Миссис Джекс захохотала.
— Это создание и разговаривать умеет! — Она обвела жестом мое лицо, костюм. — В придачу ко всему этому еще и разговаривает!
Диана улыбнулась и подняла бровь.
— Некоторым образом.
Я растерянно заморгала, но миссис Джекс, не выпускавшая мою руку, сильнее ее стиснула.
— Диана вами помыкает, мисс Нэнси, но не обращайте внимания. Мы здесь в Кэвендишском клубе просто умирали от желания познакомиться с вами и подружиться. Называйте меня Мария, — она произнесла это имя на старинный лад, — а это Эвелин и Дикки. Дикки, как вы можете заметить, нравится воображать себя местным молодым человеком.
Я по очереди поклонилась дамам. Первая ответила улыбкой, та же, что откликалась на имя Дикки (это у нее был монокль — уверена, что с простым стеклом), вскинула голову и смерила меня пренебрежительным взглядом.
— Выходит, это новая Каллисто? — спросила она.
На ней была мужская крахмальная сорочка с галстуком; волосы — правда, длинные и стянутые в прическу — лоснились от масла. Выглядела она на тридцать два-тридцать три; талия у нее располнела, но, по крайней мере, на верхней губе темнел пушок. Году эдак в 1880-м, предположила я, она сходила за «ух какого красавчика».
Вновь стиснув мои пальцы, Мария повела глазами и запрокинула голову; из-за ее довольно низенького роста мне пришлось склониться.
— А теперь, дорогая, вы должны удовлетворить наше любопытство. Мы жаждем узнать во всех подробностях, как вы познакомились с Дианой. Она сама упорно отмалчивается, известно только, что вечер был теплый, на улицах — праздничное оживление, луна то проглядывала, то пряталась, словно нетвердо стоящая на ногах пьянчужка, которая высматривает себе любовников. Расскажите, мисс Нэнси, ну пожалуйста! Что, луна в самом деле походила на пьянчужку, которая высматривает своих любовников?
Затянувшись сигарой, она уставилась на меня. Эвелин и Дикки склонились в ожидании. Я перевела взгляд с них на Марию и сглотнула.
— Если Диана так говорит, значит, так и было, — произнесла я наконец.
Мария разразилась удивительным смехом — низким и частым, как стук бурильного молотка; Диана взяла меня за руку, освободила место на софе и подозвала официантку, чтобы заказать напитки.
Дамы за другими столиками по-прежнему глазели на меня, причем некоторые, как я невольно заметила, с долей высокомерия. Кто-то шептался, кто-то хихикнул, кто-то шумно втянул в себя воздух. Никто в нашей компании не подал виду, что это замечает. Мария не сводила с меня глаз; когда принесли напитки, она сощурилась поверх бокала. «За корсетную косточку и оба ее конца!» — провозгласила она и подмигнула. Диана смотрела в другую сторону, слушая даму, представленную мне как Эвелин.
— Ты в жизни не слышала ничего скандальней! Она поклялась в верности семи женщинам, встречается с ними по разным дням; одна — ее золовка! Собрала альбом (я как увидела, чуть не умерла!) всяких памяток — что отрежет, что выдернет. Ресницы, обрезки ножных ногтей, старые прокладки, если я правильно разглядела. У нее хранятся волосы…
— Волосы, Диана, — подчеркнула Дикки.
— …Волосы, сплетенные в кольца и эгретки. Лорд Майерс увидел у нее брошь и спросил, где она ее купила, так Сьюзен сказала ему, что это из лисьего хвоста, и пообещала заказать такую же для его жены! Представляешь себе? И теперь леди Майерс появляется на светских приемах, украшенная лобковыми волосами золовки Сьюзен Дейкр!
Диана улыбнулась.
— И муж Сьюзен знает все это и ничего не имеет против?
— Против? Да он оплачивает счета от ее ювелира! И хвастается на каждом углу — сама слышала! — что даст поместью другое название: Новый Лесбос.
— Новый Лесбос, — негромко повторила Диана. И зевнула. — С этой старой потасканной лесбиянкой Сьюзен Дейкр? Назвал бы уж просто Лесбосом… — Понизив голос, она обратилась ко мне: — Не зажжешь ли мне сигарету, дитя?
Я вынула из нагрудного кармана черепаховый портсигар, сунула в рот сразу две сигареты, раскурила и одну из них отдала Диане. Дамы наблюдали — даже за смехом и болтовней они не пропускали ни единого моего телодвижения. Когда я склонилась, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, они прищурились. Когда я тронула стриженые волосы у себя на лбу, они покраснели. Когда развела ноги, демонстрируя припухлость под брюками, Мария с Эвелин дружно заерзали на стульях, а Дикки мощным глотком осушила свой стакан бренди.
Вскоре Мария снова подступилась ко мне.
— Ну, мисс Нэнси, история по-прежнему за вами. Мы хотим все о вас знать, а вы только дразните наше любопытство.
— Нет никакой особенной истории. Спросите Диану.
— Диана говорит ради красного словца, от нее правды не дождешься. Расскажите, — продолжила Мария, понизив голос, — где вы родились? Где-нибудь в неблагополучном месте? В трущобе, где вам пришлось делить постель с сестрами?
— В трущобе? — Внезапно и на редкость живо мне представилась наша старая гостиная — и салфетка с бахромой, что свешивалась, подрагивая, с каминной полки. — Я родилась в Кенте, в Уитстейбле. — Мария молча смотрела. — В Уитстейбле, — повторила я, — откуда привозят устриц.
Мария откинула назад голову.
— Так вы, дорогая, русалка! Диана, ты знала об этом? Уитстейблская русалка, но, к счастью, — свободной рукой Мария потрепала меня по колену, — к счастью, без хвоста. Он был бы совсем ни к чему, правда?
Язык у меня присох к небу. Перед глазами возникла Китти, у дверей ее гримерной. «Мисс Русалка», — назвала она меня и повторила это в Стамфорд-Хилле, когда услышала, как я всхлипываю, пришла и стала сцеловывать мои слезы…
Хлебнув из стакана, я сунула в рот сигарету. Окурок был совсем маленький, я чуть не обожглась; пока я его теребила, он выпал у меня из рук. Отскочив от софы, он покатился у меня между ногами. Я потянулась за ним (дамы задергались и вытаращили глаза), но он, все еще дымясь, попал мне под ягодицы. Я вскочила, нашла наконец окурок и потянула материю брюк.
— Проклятье, похоже, я прожгла в этих чертовых брюках дыру!
Слова эти прозвучали громче, чем я рассчитывала, и у меня за спиной раздался ответный выкрик:
— В самом деле, миссис Летаби, это невыносимо!
Одна из дам встала и направилась к нашему столику.
— Я обязана выразить протест, миссис Летаби, — продолжила она, добравшись до нас, — в самом деле обязана выразить протест от имени всех, и присутствующих, и отсутствующих дам в связи с ущербом, который вы наносите нашему клубу!
Диана лениво подняла на нее взгляд: