— Все в порядке, Уайт. О дочке что-нибудь слышно? — сказала мисс Маннинг и, повернувшись ко мне, добавила: — Ее дочурка осталась на попечении тетки. Но та дурного нраву — верно, Уайт? — и мы боимся, что девчонка тоже пойдет скверной дорожкой.
Вестей не получала, ответила Уайт. Наши взгляды встретились, но я отвернулась и, оставив мисс Маннинг у решетки, попросила другую надзирательницу сопроводить меня к выходу. Не терпелось уйти, и даже сгущавшиеся сумерки и дождь, омочивший мое лицо, меня обрадовали, ибо все, что я сегодня видела и слышала — больные, самоубийства, сумасшедшая с крысами, «подружки», смех мисс Маннинг, — показалось чудовищным. Я вспомнила, как после первого посещения тюрьмы вышла на свежий воздух и вообразила, будто мое прошлое накрепко пристегнуто и забыто. От дождя накидка моя отяжелела, темные юбки с налипшей к подолу грязью стали еще темнее.
Домой я вернулась на извозчике и долго с ним расплачивалась, надеясь, что мать это увидит. Она не увидела, поскольку в гостиной экзаменовала новую служанку. Девушка — приятельница Бойд, но постарше; она уверяет, что очень хочет занять вакансию, а с привидениями ей возиться некогда. Полагаю, Бойд, замученная матерью, ее подкупила, ибо на прежнем месте девушка получала жалованье лучше. Впрочем, она сказала, что готова поступиться шиллингом в месяц ради отдельной комнатки и собственной кровати, поскольку сейчас ей приходится квартировать с кухаркой, у которой «дурные привычки»; кроме того, ее подруга служит в доме неподалеку, и хочется быть к ней поближе.
— Не знаю, не знаю, — сказала мать. — Второй горничной не понравится, если вы вздумаете манкировать своими обязанностями. Известите подругу, что навещать вас нельзя. Я также не потерплю, чтобы в ущерб службе вы сами бегали по гостям.
И в мыслях не держала! — ахнула девушка, и мать согласилась на испытательный срок в месяц. Приступать в субботу. У новенькой лошадиное лицо, зовут ее Вайгерс. Приятное имя, а вот Бойд мне никогда особо не нравилось.
— Жаль, что она такая дурнушка, — сказала Прис, глядя в окно на уходившую служанку.
Я улыбнулась, но затем возникла ужасная мысль. Я вспомнила Мэри Энн Кук, которой домогался хозяйский сын, и подумала, что в доме бывают мистер Барклей и мистер Уоллес, порой заглядывают приятели Стивена... Нет, хорошо, что девушка не красавица.
Вероятно, матери пришла схожая мысль, ибо в ответ на реплику Прис она покачала головой и сказала, что Вайгерс будет хорошей служанкой. Дурнушки всегда отменно служат и более преданны. Разумная девушка, она будет точно знать свое место. И наконец-то кончится этот вздор насчет скрипа ступеней!
Прис посерьезнела. Конечно, в Маришесе ей предстоит управляться с кучей служанок.
— В некоторых солидных домах и сейчас заведено, чтобы слуги спали в кухне на лавках, — сказала миссис Уоллес, когда вечером они с матерью сели за карты. — С детства помню, как наш поваренок спал на ларе со столовым серебром. Кухарка была единственной из прислуги, у кого имелась подушка.
Непостижимо, удивилась она, как можно выносить, что у меня над головой шебаршит горничная. Я ответила, что готова с этим мириться ради вида на Темзу из моего окна; кроме того, опыт подсказывает, что горничные — если не запуганы до одури — обычно так устают, что сразу засыпают мертвым сном.
— Вот так и надо! — воскликнула миссис Уоллес.
Мать просила ее не обращать внимания на мои высказывания по теме прислуги.
— В этом вопросе Маргарет разбирается так же хорошо, как в уходе за коровой, — сказала она.
Затем матушка сменила курс и спросила, может ли кто объяснить ей любопытный факт: предположительно в городе обитает тридцать тысяч бедствующих белошвеек, но среди них приходится выискивать единственную, кто способен ровно прострочить полотняную накидку дешевле чем за фунт... И так далее.
Я надеялась, что появятся Стивен с Хелен, но они не приехали — видимо, их удержал дождь. Я прождала до десяти, затем поднялась к себе, и мать принесла мне лекарство. Платье я сняла и, укрывшись пледом, сидела в ночной сорочке, отчего был виден мой медальон. Естественно, мать его заметила и начала:
— Ей-богу, Маргарет! У тебя столько прелестных украшений, но ты ни разу их не надела, а все носишь это старье!
— Это же папин подарок, — ответила я, умолчав о хранившемся в медальоне локоне светлых волос, про который она не знала.
— Уж больно он неказист! — буркнула мать и спросила, почему же в память об отце я не ношу броши и кольца, которые она заказала после его смерти.
Я не ответила и спрятала медальон под рубашку. На голой груди он показался очень холодным.
В угоду матери я выпила хлорал, заметив, что она бросила взгляд на рисунки, пришпиленные у стола, и мою тетрадку, которую я прикрыла, заложив ручкой страницу.
— Что это? — спросила мать. — Что ты пишешь?
Она стала нудить, что допоздна засиживаться над дневником нездорово, что это меня изнурит и вернет к мрачным мыслям. «Если хочешь видеть меня бодрой, зачем даешь мне снотворное?» — подумала я, но вслух ничего не сказала. Лишь убрала тетрадь, а после ухода матери снова ее достала.
Пару дней назад мистер Барклей взял отложенный Присциллой роман, полистал его и рассмеялся. К писательницам он не расположен. Говорит, женщины могут написать лишь «сердечные дневники»; эта фраза ко мне прицепилась. Я вспомнила свой последний дневник, в котором было столько крови моего сердца и который сгорал так же долго, как, говорят, сгорают человеческие сердца. Я хочу, чтобы этот дневник был иным. Чтобы он не возвращал меня к собственным размышлениям, а действовал как хлорал — не допускал мыслей вообще.
Ах, так бы все и было, если б не сегодняшние странные напоминания от Миллбанка! Как и прежде, мысленно я вновь прошла коридорами женского корпуса, однако это не принесло успокоения, но заострило мой мозг, словно крючок, за который цеплялись и червяками извивались все возникавшие мысли. «Вспомните о нас в своей бессоннице», — в прошлый раз сказала Дауэс, и вот теперь, лежа без сна, я исполняю ее желание. Я думаю обо всех узницах в мрачных тюремных пределах, только в моем воображении они не молчаливы и неподвижны, но беспокойно мечутся в камерах. Они ищут веревки, чтобы обвязать свое горло. Точат ножи, чтобы взрезать свою плоть. Через два этажа проститутка Джейн Джарвис взывает к Уайт, а Дауэс шепчет странные тюремные стихи. Мысленно я уловила строчки и, кажется, буду вместе с ней читать их всю ночь напролет.
Какие злаки больше пригодны для твердых почв?
Какая кислота растворяет серебро?
Что есть рельеф и как должно падать тени?
Ответы на Распространенные Вопросы по Теме Сфер
от Друзей Медиума-Спирита
Куда отправляется дух, покинув обитель тела?
Он нисходит в самую нижнюю сферу, куда переносятся все новые души.