— Сейчас приезжий, а так вроде местный, — неохотно ответил Хадамаха. И чего привязался — общительный какой! Из-за него и не поговоришь. — Я сын Эгулэ из племени…
— Мапа! — вместо Хадамахи закончил мужик и, кажется, обрадовался. — Тогда я вас и впрямь знаю — вы тот самый знаменитый Хадамаха, который лучше всех играет в каменный мяч! Вы на отца похожи. Похожи ли вы на брата, не скажу… — окидывая Хадамаху веселым взглядом, заключил он. — Совсем не знаю его с такой стороны. — Он хмыкнул.
— Вы знаете моих родителей? — охнул Хадамаха.
— Я живу от вас неподалеку. Замечательные у вас родители, доложу я вам! Особенно мама — исключительная женщина!
Хадамаха понял, что мужик ему определенно нравится.
Послышался быстрый топот, и в покой влетела давешняя бедно одетая девушка.
— Уважаемый-почтенный-господин-самый-главный-начальник! — переламываясь в поклоне, выпалила она и остановилась, хватая ртом воздух после стремительного бега.
Хадамаха заинтересованно поглядел на ее ноги — и как она могла так мчаться по ледяному полу? И увидел тапки, подбитые камусом [2] *. Такие же тапки красовались на «господине-самом-главном-начальнике». Видать, ящик с тапками стоит у парадного входа — только для почетных гостей.
— Совсем не надо называть меня так длинно…
— Уважаемый почтенный господин главный начальник! — сократив титулование ровно на одно слово, снова переломилась в поклоне девушка. — Вас не туда привели! — в ее голосе звучало отчаяние. — Господин белый шаман Канда ждет вас у себя в покое — так ждет! Пойдемте, господин, пойдемте!
— Пойдемте, коли надо… — растерянно кивнул «главный начальник». И повернулся к Хадамахе: — Не знаю, надолго ли я тут, но ежели разминемся, увидимся у вас, в стойбище. Я передам вашим родителям, что вы вот-вот прибудете. Еще и на торжественную встречу напрошусь — обожаю лепешки вашей матушки! — он подмигнул.
— Пойдемте, господин! — взмолилась девушка. — У нас тоже есть лепешки, у нас самые вкусные лепешки!
— Идем, идем, деточка… — удивленно согласился незнакомец.
И пошел. Хадамахе показалось, что испуганной девочке очень хотелось схватить его за руку и поволочь за собой так же отчаянно, бегом, как она примчалась сюда.
— Странная какая девочка! — пробормотал Хакмар. — Руки-ноги на месте, и не уродина вроде, а все равно смотришь на нее, и такое ощущение, что она… калека!
— Она калека, — тихо согласился Хадамаха. Друзья вопросительно уставились на него. Пришлось объяснять, хотя вовсе и не хотелось. — Она из женщин-птиц, есть у нас такие, в скалах живут. За человеческих мужчин часто замуж идут… шли… — подумав, добавил он. Если уж нынче человеки, хоть и голозадые, а на медведя хвосты поднимают, крылатым женам доброго ждать не приходится. — У людей с крылатыми и раньше не всегда ладно выходило. Когда я малой был, одна женщина-птица от мужа улететь решила и ребенка с собой забрала. Небо ее позвало или еще что… Только муж ее поймал да крылья с клювом выдернул.
Аякчан невольно сжалась, словно это ей рвали со спины крылья — с мясом, по живому…
— Говорят, сына любил очень, вот и рехнулся вовсе, когда жена мальца забрала, — покачал головой Хадамаха. — В чужую семью, конечно, лезть не моги, но среди Мапа поступок человеческого мужика и тогда не одобрили. Эх, не та ему жена досталась, попробовал бы он у медведицы чего вырвать, раз такой смелый! Вот у нее лицо как у этой девчонки было, — печально закончил Хадамаха. — Пока человек — вроде ничего, только странная, а ежели в птицу перекинется… — он безнадежно махнул рукой.
— Но она же маленькая! Она ничьих детей забрать не могла! — возмутилась Аякчан.
— Она младшая жена шамана Канды, однако. Ее за долги отдали, — сказали в ответ негромко. — Пока маленькая она, Канда на ней не совсем еще женился, а как подрастет да косы заплетет — совсем женится, по всем правилам. А клюв с крыльями вырвал, чтобы до тех пор не улетела.
Донгар стоял, привалившись к дверному косяку, — привычно встрепанный, нескладный, тощий, в обтерханной старой парке. Хадамаха радостно шагнул ему навстречу и остановился. Донгар был… такой же, да не такой. Словно за то недолгое время, что они были врозь, успел стать намного старше. Хадамаха оглянулся на ребят. Хакмар глядел на давнего… друга? соперника? Хадамаха по сей День не понимал, как эти двое относятся друг к другу! Хакмар глядел на Донгара изучающе — и сдается, удивлялся. Точно встретил новый, неведомый ему сорт железа. Зато Аякчан откровенно испугалась. Глазищи в пол-лица, а рука поднята в защитном жесте — она отчаянно походила на изготовившуюся к бою тигрицу-Амба. Мапа хорошо знают, что обороняющаяся Амба бывает страшнее нападающей!
— Есть тут хоть кто, чтобы шаману Канде должен не был? — ворчливо поинтересовался Хадамаха.
— Пока не встречал, однако, — обстоятельно сообщил Донгар. — Ай-ой, здороваться-то будем? — произнес он, окидывая сотоварищей вопросительным и, кажется, даже насмешливым взглядом (это у Донгара-то! Вот уж точно — шаманство!). — Охать, однако, ахать, по плечам хлопать, обниматься, целоваться?
— Облезешь… насчет поцелуев, — слабым голосом отозвалась Аякчан.
Скользящим движением Донгар оказался рядом с Хакмаром и, бесцеремонно ухватив того за подбородок, запрокинул ему голову назад, изучая шелушащуюся физиономию:
— Облез тут кое-кто другой, однако! Неужто недоцеловали?
— Донгар, ты это чего? Иронизируешь? — испуганно высвобождаясь от хватки черного шамана, спросил Хакмар.
На физиономии Донгара на миг мелькнуло старое, привычное загнанное выражение.
— И откуда вы эти слова страшные берете? Не иначе как сами придумываете, чтобы надо мной посмеяться!
— Он как раз хотел спросить, не смеешься ли ты над ним! — вмешался Хадамаха.
— Смеюсь, однако! — согласился Донгар. — Ты рожу свою видел? Над такой или смеяться, или уж плакать! Я тебе специальную примочку сварю, приложишь, все пройдет.
— Сколько прикладывать-то? — проводя рукой по облезающим щекам, невольно заинтересовался Хакмар.
— Ай-ой, немного, День-два…
— Сколько? Ты издеваешься, черный! — взвился Хакмар.
Донгар странно хихикнул, будто и сам не понимал, что смеется, да и забыл давно, как это делается. В глазах его, бездонных и непроницаемых, как омуты черной воды, промелькнули алые Огненные росчерки и погасли.
— Ладно тебе, разок-другой приложишь — и хватит! Кожа будет нежная да розовая… как у младенца попа. Но тут уж ничего поделать не могу, потерпеть придется! — развел руками Донгар. — Я рецепт примочки у Канды подглядел — знающий шаман, хоть и гнусь редкостная, — равнодушно закончил он.