— Так что — не возьмешь? — опять округлил глаза Хадамаха.
Аякчан гневно фыркнула, взмахнула широком рукавом и повернулась к выходу. Величественность ее ухода подпортил халат, свалившийся с плеч чуть не до самого пояса. Мучительно покраснев, Аякчан стянула его у горла и выскочила вон. Заяц выпрыгнул следом.
— Я вовсе и не собирался жениться, — пробормотал красный, как его Огонь, Хакмар.
— Вр-ря? — вопросительно рыкнул Брат. И протянул: — Кр-р-расивая…
— Не лезь к людям в души, ты, медведь таежный, — ткнул его локтем в бок Хадамаха. — Есть пошли!
На костре у входа в землянку жарилась рыба. В котелке кипел дзёри — суп из сушеной икры. На воткнутых вокруг костра палочках-селоу покрывались золотистой корочкой кусочки мяса — склонившийся над ними отец улыбнулся и принялся поворачивать палочки, следя, чтобы жарилось со всех боков.
Хадамаха хотел поговорить с отцом: откуда завелись в стойбище эти самые братья Биату и отчего обнаглели настолько, что на Брата полезли, да почему отец их не опамятовал. Но мама выскочила из полуземлянки с блюдом лепешек, и он решил отложить разговор. Вот чего не понять всяким Биату! Когда и впрямь насовершаешь в жизни подвигов: под землю спустишься, по морде от тварей Среднего и Нижнего мира получишь, от Храмового Огня по лесам побегаешь — начнешь понимать, что такое счастье. Когда костер, и лепешки, и мама…
Неподалеку играли в «лягушку». Присев на корточки, детвора старалась прыгнуть как можно дальше — хоп! хоп! хоп! — пока «лягушка» не теряла равновесия, опираясь руками о мокрую землю. Великий Белый тигр, опора и надежда Амба, скакал вместе с ребятишками Мапа.
— Ты нечестно играешь! — взмахивая кулачонком и едва сдерживая злые слезы, завопил мальчишка-Мапа. — Ты — тигр, вы лучше нас прыгаете!
— Так я ж не нарочно… — пробубнил тигренок, поднимаясь.
— Нарочно! — перешел в наступление крепыш-Мапа. — Вы, тигры, все ковыряльные… не… О! Коварные! Так деда говорит, а он про вас все знает!
Тигренок мрачно насупился, плечи его выгнулись, как у большой кошки…
— Эй, Белый! Сюда иди! — Хадамаха приглашающе помахал палочкой с мясом.
Тигренок разулыбался — зубешки у него оказались еще несерьезные, недостойные опоры и надежды тигриного племени — и вприпрыжку помчался к костру. Мелкая шустрая девушка — та самая, что обозвала братца Биату мозговой косточкой, — возникла рядом.
— А мне мяска, тетушка? — проканючила она, задирая умильную мордашку к Хадамахиной маме.
Мама растерялась так сильно, что это стало заметно всем. Кинула быстрый взгляд на гостей — слышат ли — и наконец тихо пробормотала:
— Ты уже ела!
— А он тоже ел! — звонко, на все стойбище, завопила девушка.
— Тигренок гость, и мы должны… — начала втолковывать мама.
Прислушивающийся к разговору крепыш усмехнулся одновременно разочарованно — мяска не дали — и победно — все как он говорил: тигры придумают, как у честного медведя кусок из пасти вырвать. Хадамаха сгреб с деревянной тарелки все оставшиеся палочки с мясом, прихватил рыбу и сунул в руки девчонке.
— Лопайте! — принужденно улыбаясь, велел детворе он. — Только глядите у меня — чтобы поделиться! А то… тигры коварные, тигры коварные… Под это дело — ам! — и все мясо слопали, чтобы коварным не досталось. Сам такой был…
Детвора с веселым визгом рванула прочь, на ходу выхватывая мясо у девчонки. Тигренок мчался вместе со всеми, подпрыгивая и кувыркаясь на бегу.
— Распоряжаешься… — протянул отец. Голос его звучал странно: точно он не мог решить — нравится ему поведение сына или нет. — У отца не хотел сперва спросить? — кивая вслед стайке детворы, поинтересовался он.
— Хотел, — тяжело ответил Хадамаха. — Что у вас происходит?
Они столкнулись глаза в глаза — багровый медвежий взгляд старого Эгулэ и неожиданно даже для него самого спокойный, холодный — Хадамахи.
— В стражниках научился так глядеть? — криво усмехнулся отец.
— Что у нас с едой? — разглядывая опустевшее блюдо, спросил Хадамаха.
— Прекрасно у нас с едой! — торопливо вмешалась мама. — Завтра утром белок пожарим! Любите жареных белочек, ребятки?
Посасывающий пустую палочку из-под мяса Хакмар аккуратно вынул ее изо рта и шумно сглотнул.
— Вам — самую жирную! — немедленно заверила его мама. — Чтобы аж капало с нее…
— Не надо. Обойдусь, — сдавленным голосом заверил ее Хакмар.
— Уймись, мать. Наш сын не про белок спрашивает, — мрачно сказал отец. — Дичи прошлый День было мало. Шкуры шаман Канда забрал — за долги…
Аякчан вскинулась, явно собираясь сказать отцу, что Хадамаха выплатил долги племени… тот только успел быстро и яростно мотнуть головой. Не хватало, чтобы отец вот так узнал — сын за него долги выплачивает! Будто отец сам не мужик и не медведь!
— Канда обманывает с ценами, — вмешался Хакмар. — Почему своих людей шкуры менять не пошлете, хотя бы в ближайший город?
— Вовсе за таежных пней держите? Сами сообразили, что цены занижает Канда, а за металл дерет втридорога. Снарядили обоз — лучшие шкуры, мясо вяленое, рыба, ягода моченая… — отец безнадежно махнул рукой. — Разграбили. А парней, которые с обозом шли… пожгли.
— Как — пожгли? — аж подпрыгнула Аякчан.
— Насмерть, госпожа жрица. Только скелеты закопченные и остались.
— Вы думаете, это жрицы, потому что больше некому, — волнуясь, начала Аякчан. — А есть кому! Мы встретили странных существ, их называют дяргули…
У мамы Хадамахи вырвался глухой вскрик, и она в ужасе зажала рот ладонью.
— Так вот откуда у вас столько ожогов… — она глянула на Хакмара.
— Меня как раз жрицы… — пробормотал тот, но мама уже вцепилась в Хадамаху.
— Сыночек, с дяргулями нельзя… Красные волки — это смерть!
— Успокойся, мам! — раздосадованно буркнул он. — Нету больше дяргулей.
— Куда ж они делись? — насмешливо поинтересовался отец.
— Донгара встретили, и все потонули, — рассеянно откликнулся Хадамаха и, не обращая внимания на дикий взгляд отца, потребовал: — Ты про обоз-то давай! Кто его разграбить мог?
— Сам не догадываешься? А говоришь, стражник!
Хадамаха нахмурился — словно складки на лбу могли согнать в кучку разрозненные сведения.
— Шаману Канде выгодно взять товары без платы… И в долгу все племя держать тоже выгодно. Неужто люди Канды?
Отец с брезгливым разочарованием подался назад:
— Шаман-то при чем? Это все Амба! Они убили наших парней! Из-за них мы теперь голодаем!
— Тигры сожгли наших парней? — ошалело переспросил Хадамаха. — Чем?
Отец поглядел на него непонимающе.