Один из образов будто пошатнулся, когда я остановила его. Я дотронулась до него еще раз, и он дернулся на месте. Я приложила палец к стене и медленно провела им вперед. К моему удивлению, картинка последовала за моим пальцем.
Вряд ли кто-нибудь, оказавшись на моем месте, не поддался бы искушению упорядочить пиктограммы. Их имело смысл сгруппировать даже с чисто прагматической точки зрения, чтобы не приходилось все время вертеть головой. Скоро передо мной по линеечке выстроилось около десятка изображений. Остальные по-прежнему вращались, но теперь, когда я знала, что могу ими управлять, они уже не так пугали меня.
Я немедленно сделала еще одно открытие. Если два образа или более перекрывали друг друга, они мерцали несколько секунд, а затем исчезали, уступая место новым.
Эти новые образы были ответом опресня.
Понимаешь, когда я подвинула изображение рыбы на покрытой рябью реке, на стене ряд за рядом появились картинки с другими рыбами. Некоторых рыб я узнала, я их ела или видела в книгах. Когда я подвинула карпа, коснувшись его глаза, то обнаружила, что смотрю на подробнейшее изображение глаза карпа с мелкими надписями над и под ним, написанными нашим алфавитом, но на незнакомом мне языке.
Я пришла в полный восторг. Возможно, я застряла здесь навсегда, однако это меня уже почти не, волновало. Несколько часов подряд, пока жажда и изнеможение не лишили меня сил, я группировала образы и смотрела на ответы опресня.
Когда я очнулась, то чуть не сошла с ума от жажды. Мне так хотелось пить, что я начала орать и колотить в стены, надеясь, что за ними есть какие-то люди-посредники, которые наблюдают за мной. Никакого ответа.
На стенах были изображения воды. Я совместила картинки животного и капли дождя. Пиктограммы пропали, затем появились снова без изменений. Похоже, это происходило, когда опреснь не понимал вопроса.
Я поместила человеческий череп на изображение солнца. Снова ничего. Так продолжалось довольно долго, но я не сдавалась, поскольку жажда - такое чувство, которое игнорировать очень нелегко. Не помню в точности, какая комбинация оказалась удачной, но внезапно у меня над головой что-то звякнуло, и, когда я подняла лицо, на него обрушился поток ледяной воды.
Когда поток иссяк, я стояла в воде по колени. И тем не менее я была благодарна. Больше того, меня охватило победное ликование. В конце концов, я поговорила с Ветром, попросила его об услуге, и он мне ее оказал.
Других женщин опреснь, очевидно, выбрасывал вон, когда убеждался, что они не в состоянии понять, о чем он хочет поговорить. Меня он оставил, и через несколько дней я привыкла к этой странной пиктографической речи. Опреснь отвечал на все мои вопросы - если только я знала, как их задать. Это было самое трудное, поскольку мне хотелось узнать его историю и историю моего народа; я хотела знать, как наша планета появилась на свет и к чему она идет. Но мне не хватало воображения, чтобы задать эти вопросы с помощью рисунков и знаков.
Однако я сумела заставить опресня выполнять мои просьбы. Я настойчиво показывала на изображение солнца, пока наконец сверху на меня не хлынул поток света. Я потребовала, чтобы мои испражнения были убраны, и пол поглотил их, пока я спала. Я попросила о пище и получила фрукты и ягоды.
Я научилась двум вещам, которые сделали меня королевой Япсии. Во-первых, я научилась рисовать собственные картинки и останавливать их на стене. А во-вторых, я обнаружила целый клад информации о самих опреснях.
Вышло это так: я тронула маленький вертящийся шар, и он развернулся в карту планеты. На ней ясно выделялись континенте, так что вскоре передо мной возникла карта моей страны, на которой разными цветами были обозначены рельеф местности и ее растительность. Я никогда не видела ничего подобного. На карте была масса мелких знаков. Вначале я приняла их за города, но они находились не там, где положено, и в конце концов я поняла, что это опресни.
Их соединяли между собой тонкие линии В наших легендах говорилось, что опресни связаны подземными дорогами, хотя у нас никогда не было доказательств. Теперь я это видела. И я видела дорогу, которая вела от моего опресня к другим.
Я нарисовала свой собственный портрет - и тут Меня осенило. Я передвинула портрет к острову на карте, где, как я полагала, мы находились. Портрет исчез и появился снова в уменьшенном виде рядом с небольшой возвышенностью в форме купола.
Опреснь подтвердил мою правоту. Это действительно был тот самый остров.
Я передвинула свой портрет на линию, соединявшую под морем остров и континент. Портрет сию же секунду вырвался у меня из-под пальца, скользнул по линии и остановился, мерцая, у купола, изображавшего опресней на континенте.
Я тронула портрет. Он продолжал мерцать.
Что-то наверху затмило солнце, и все вокруг потряс глубинный утробный грохот.
Я успела отдать еще одну команду - и тут земля ушла из-под ног. Подземный поток подхватил меня, словно циклон, и повлек за собой.
Я проснулась от солнечного света, падавшего в лицо. Вокруг раздавались приглушенные возгласы, исполненные удивления и страха. Открыв глаза, я увидела лица моих подданных. Они говорили с акцентом провинции Сантел, на вершине горы которой есть свой опреснь.
Я села и обнаружила, что нахожусь в квадратной комнате со сторонами метра три. Такая же квадратная дверь была открыта, и в нее струился солнечный свет; на меня пристально смотрели четверо крестьян.
Вечером крестьяне увидели, что дверь опресня открылась. Наутро они набрались смелости и подошли к двери; за ними потянулись жители деревни. Когда я вышла из опресня, находившегося за четыреста километров от того, в который вошла несколько дней назад, меня встретила целая толпа молчаливых сограждан.
На стене помещения, из которого я вышла, появились изображения, созданные мной с помощью опресня. Эти фрески были сгруппированы вокруг моего портрета, а над моей головой парила корона Япсии. К этим картинкам опреснь добавил свои собственные, что-то вроде процессии, которая сопровождала меня по всей комнате.
После того как люди увидели, что Ветры благословили меня на царство, мое восшествие на трон было гарантировано.
Панорама, нарисованная опреснем, имела для меня немного другое значение, чем для моего народа. Люди считали, что это моя родословная. Я же уверена, что процессия изображала стадии развития человечества на нашей планете, поскольку каждая сцена показывала какое-то поворотное историческое событие: основание религий, династий, законов и философии.
Молчаливые фигуры рассказывали мне об изобретениях человечества: о наших собственных творениях, которые мы приписывали богам, о нашем разуме, нашей морали, нашей науке и даже о назначении нашего мира. Этими достижениями мы были обязаны исключительно самим себе.
Я не могла понять только одного: если мы сотворили себя сами, при чем здесь Ветры? Я не понимаю их, и они пугают меня.
Во всем мире я боюсь только их одних.