– Временно. Если я сяду за баранку, ночами меня не будет.
– А в остальное время? Вдруг ты приведешь девушку?
– Как-нибудь решим.
– Отгородимся одеялом? Все равно что вернуться в пансион. Да нет, я не могу бросить Лавендер-Хилл. Ты не представляешь, что он для меня значит. Я буду скучать по мистеру Леонарду. По мальчишке в огромных ботинках. По парочке от Стенли Спенсера. Я уже приросла к этому месту.
– Вижу, – сказала Микки тоном, который подразумевал: «Что меня и тревожит».
Кей отвернулась. Все это время она говорила с наигранной легкостью, как и прежде, стараясь скрыть истинные чувства, которые в ней закипали, обескураживая и пугая. Вот Микки, которая живет на фунт в неделю и тотчас готова им поделиться из одной лишь сердечности. А вот она сама – денег что грязи, абсолютно здоровая, но прозябает, словно калека или крыса.
Кей потянулась за чаем и с ужасом увидела, что руки дрожат. Дабы не привлекать к ним внимания, она не поставила кружку на место, а поднесла ко рту, стараясь не промахнуться. Трясло все сильнее. Чай расплескался на диванную подушку. Кей резко опустила кружку и носовым платком попыталась промокнуть здоровенное пятно.
Потом встретилась взглядом с Микки и сникла. Упершись локтями в колени, закрыла лицо.
– Вот, Микки! – сказала Кей. – Посмотри, в кого я превратилась! Неужели вправду на войне мы с тобой делали то, что делали? Иногда по утрам я не могу заставить себя встать с постели. Господи, мы таскали носилки! Помню, как поднимала... – она вытянула руки, – разорванное тело ребенка... Да что ж такое со мной?
– Ты сама знаешь, – тихо ответила Микки.
Кей села прямо и отвернулась, чувствуя к себе отвращение.
– Тысячи людей пережили то же самое. Каждый потерял кого-нибудь или что-нибудь. Выйди на любую лондонскую улицу, протяни руку и коснешься человека, который потерял любимого, ребенка, друга... Но я не могу это преодолеть, Микки. Не могу преодолеть. – Она горько усмехнулась. – Преодолеть. Смешно! Будто горе – разрушенный дом, и тебе нужно пробраться через развалины... Я заблудилась в своих развалинах, Микки. Не могу из них выбраться. И кажется, не хочу выбираться, вот в чем штука. Вся моя жизнь по-прежнему в развалинах...
На секунду перехватило горло. Кей оглядела каюту и заговорила спокойнее:
– Помнишь вечер, когда мы все тут собрались? Как раз перед... Порой я вспоминаю то время. Прямо извожу себя мыслями о нем. А ты помнишь?
– Помню, – кивнула Микки.
– Тогда я вернулась из Бетнал-Грин. Ты приготовила джин-слинг.
– «Буравчик». [21]
– «Буравчик»? – Кей подняла взгляд. – Точно?
Микки кивнула.
– Разве лимонов не было?
– Какие, к черту, лимоны? Где бы ты их достала? У нас был сок лайма, во фляжке Бинки, помнишь?
Теперь Кей вспомнила. Она спутала и даже заволновалась от того, что память сохранила абсолютно четкую картинку: Микки разрезает лимоны и выжимает сок.
– Лайм, – нахмурилась она. – Во фляжке. Почему же я забыла?
– Не думай об этом, Кей.
– Я не хочу думать! Но и забывать не хочу. Иногда не могу думать ни о чем другом. Мозги цепляются. Крючочками.
Она говорила почти как безумная. Посмотрела в окно. Солнце расцветило воду узорами. Масляная пленка переливалась серебристым и голубым... Кей обернулась и увидела, что Микки смотрит на часы.
– Извини, подруга. Мне пора обратно.
– Конечно, конечно.
– Может, посидишь здесь до моего возвращения?
– Глупости, я в норме, правда. Все это чепуха, в конце-то концов.
Кей допила чай. Руки уже не дрожали. Она стряхнула с коленей крошки, встала и помогла убрать посуду.
– Чем займешься? – спросила Микки, когда они шли по Харроу-роуд.
Кей вновь изобразила взбалмошную дебютантку и взмахнула рукой:
– Ой, у меня куча дел!
– Правда?
– Конечно.
– Я тебе не верю. Подумай насчет того, что я сказала, – перебраться ко мне. Ладно? И заглядывай! Сходим куда-нибудь выпить. Можно в Челси. Там сейчас никого, весь народ сменился.
– Заметано.
Кей снова достала сигареты, одну сунула в рот, другую подала Микки, а еще одну вставила подруге за маленькое мальчишеское ухо. Микки перехватила ее руку и легко пожала; секунду они постояли, глядя друг другу в глаза и улыбаясь.
Кей вспомнила, как однажды, очень давно, они безуспешно целовались. Обе были пьяные. Все кончилось смехом. Вот что получается, когда вы обе одного, так сказать, плана.
– Пока, Кей, – сказала Микки и бегом припустила к гаражу.
Кей смотрела ей вслед. Раз Микки обернулась и помахала. Кей подняла руку и пошла в сторону Бейсуотера.
Пока Микки могла ее видеть, она шла торопливо, но, свернув за угол, замедлила шаги. Дойдя до людной Вестбурн-Гроув, Кей присела на крыльцо в тени разрушенного дома. Вспомнила свои слова о руке, протянутой в толпе. Вглядываясь в лица прохожих, она думала: «Что ты потерял? А ты? Как с этим справляешься? Что делаешь?»
* * *
– Я с первого взгляда поняла, что эта девица из Энфилда – оторва, – говорила Вив, сыпля на тряпку чистящий порошок. – Нахалки, они все такие.
Они с Хелен собрались на пожарную площадку, чтобы там перекусить, но вдруг на стене туалета разглядели карандашную надпись. Над полотенечной вешалкой кто-то начертал:
Длинный елдак войдет только так,
Херок-коротыш – удовольствия шиш.
Секунду Хелен не знала куда глаза девать. Вив смутилась не меньше.
– Это все реклама в местных журналах, – приговаривала она, яростно скребя стенку.
Раскрасневшись, Вив на шаг отступила и прищурилась. Оттертое место посветлело, но слова «коротыш» и «шиш» еще слабо читались. Она снова принялась тереть, затем они с Хелен походили вокруг, щурясь и наклоняя головы под разными углами к свету.
Потом до них вдруг дошло, чем они заняты. Они взглянули друг на друга и покатились со смеху.
– О господи! – Хелен закусила губу.
Пока Вив споласкивала тряпку и убирала порошок, плечи ее тряслись. Она вытерла руки и прижала кулаки к нижним векам, боясь, что потечет тушь.
– Не смеши! – сказала она.
Все еще фыркая, они открыли окно и выбрались на площадку. Развернули сэндвичи, прихлебнули чай и наконец успокоились, но стоило встретиться взглядом, как они вновь захохотали.