Помнится, тогда то и дело начинало звенеть в ушах — точно оса залетела на душный чердак и вьется среди сухих гераней. Теперь Хорнрак снова услышал этот звук. Неловко оглядевшись по сторонам, наемник заметил, что с другими тоже происходит что-то подобное. Маленький отряд остановился. Карлик забыл свою чопорность и отчаянно моргал. Фей Гласе каким-то образом сползла с седла и лежала на земле, уставившись в небо безумным взглядом. Стены лабиринта начали меняться, они манили Хорнрака отростками-щупальцами, похожими на изящные завитки папоротника, что появляются весной из-под палых листьев.
А потом… Так иногда случается на грани сна и яви: легкий толчок — и мир завалился набок.
Теперь Хорнрак смотрел на него сквозь множество крошечных шестиугольных линз. Или это только кажется? Наемник в ужасе созерцал граненую вселенную и ничего не мог с этим поделать. Неужели конец?..
Внезапно Фей Гласе начало рвать. Девушка вскочила и бросилась вперед по коридору. Хорнрак побежал за ней, таща за уздечку лошадь. Впрочем, за сумасшедшей было не угнаться. Приходилось изо всех сил сосредоточиться: вдруг земля снова накренится, и он съедет в мозаичную пустоту? Она всюду вокруг — Хорнрак свято верил, что это именно так. Он слышал, как остальные бредут следом, шатаясь и окликая друг друга, словно недавно ослепли.
Лабиринт ждал его с той самой драки в бистро «Калифорниум», и вся эта проблема вертелась вокруг того, что находилось в его центре. Хорнрак петлял по пепельным коридорам и видел, как снова и снова наносит удары под безумный смех поэта Анзеля Патинса, словно совершает некую экзекуцию, от которой все равно не будет толку. Лошадь он где-то отпустил, а где — забыл.
Зажимая давно затянувшуюся рану в боку, наемник застонал и выхватил свой стальной нож, измазанный черной краской — словно движение, которое он помнил по первому из лабиринтов, помогло бы выбраться из другого…
Уже совсем потеряв надежду, он наткнулся на круглую площадку около тридцати футов в диаметре. Здесь мозаичная вселенная внезапно отпустила его, и мир стал прежним.
Эта площадка в центре лабиринта — то ли сцена, то ли арена — возвышалась на несколько дюймов над уровнем коридоров. Посередине, точно слуга в ожидании приказа, замерло насекомое выше человеческого роста…
Изнасилование — если это было оно — совершалось бесстрастно, точно ритуал. Фей Гласе лежала как мертвая, а насекомое сидело над ней на корточках. Оно не походило ни на одно из тех, что когда-либо доводилось видеть Хорнраку — но обладало всеми присущими насекомым признаками. Из грудного сегмента, окрашенного в любопытный дымно-желтый цвет и блестящего, как лакированный бамбук, торчали пронизанные жилками слюдяные крылья наездника — коварной твари, откладывающей яйца в тела живых гусениц. Осиная голова, похожая на клин… брюшко богомола, разрисованное таинственными линиями, похожими на символы запретной письменности… Глаза, бледно-зеленые, с сетью апельсиновых прожилок светились изнутри — во всяком случае, так казалось. Жвалы судорожно подергивались и щелкали. Глядя на это создание, Хорнрак вспомнил кузнечиков, обитающих на пустоши, которые трут друг о друга свои зазубренные ноги, издавая сухой скрип. Он вспомнил о перелетах через бескрайние заброшенные земли… и мир, который он знал, отделился от него, как осенний лист от ветки — так неожиданно, что Хорнрак ощутил тоскливую болезненную слабость…
Когда он снова обрел способность видеть, сумасшедшая очнулась. Она не сделала никаких попыток выбраться из-под насекомого. Словно личинка, что в муках вылезает из своей шкурки, она корчилась, слепо тычась в разные стороны, пока не перевернулась на живот, и выгнув шею, обратила к наемнику белое неподвижное лицо.
— Я… — она срыгнула и облизнула губы. — Мы…
— Я не могу вам помочь, — буркнул Хорнрак.
Он уже заметил, что насекомое явно подверглось нападению. Выпуклый удлиненный грудной щиток, из которого побегами торчали хилые лапки, покрывали резаные и колотые раны — некоторые из них достаточно глубокие, чтобы можно было разглядеть белесый нутряной жир. Вокруг странных, нечеловеческих глаз коркой запеклась сукровица. Время от времени существо бесцельно скребло ногами пепел и дико било своими прозрачными крыльями.
— Мы видели ваш мир, — проговорила сумасшедшая. — Весь ваш мир — убийство. Убийственный мир. Убитый мир. Нас всех здесь убили.
Ее голос был жалобным, монотонным и доносился словно издалека. В паузах между словами Хорнрак сам становился насекомым. Он летел над бескрайними заброшенными пустошами, гонимый стремлением, которого не понимал. С ним было множество других, таких же, как он. Их вел голод — вел настойчиво и в никуда. Задыхаясь, они падали, и их тут же сжирали.
— Теперь мы давим вам на мозги. Наши слова давят вам на мозги. Ваш мир давит. На нас. О… Кха.
Существо замолотило конечностями по земле, пока одна из них не отлетела.
— Кха, — выдохнула Фей Гласе. — Помогите. Ох.
Хорнрак бросился вперед и попытался вытащить девушку из-под клацающих жвал. Она даже не сдвинулась с места. Наемник почувствовал, как огромная треугольная личина падает прямо на него, заорал и шарахнулся в сторону, размахивая ножом, точно слепой.
Гробец-карлик, который как раз вышел из лабиринта, тронул его за локоть.
Вдвоем они все-таки сумели вытащить сумасшедшую из-под странной твари. Карлик где-то потерял шляпу.
— Я… Мы… Ох… — скулила Фей Гласе.
В это время в работе нервной системы насекомого снова случился какой-то сбой. Тварь начала корчиться, шумно выпуская воздух и сворачиваясь клубком — казалось, она бодает сама себя в живот. Судороги сменились странным оцепенением, которое охватило и сумасшедшую. Она лежала на земле, как окукливающаяся личинка. Кончики ее пальцев кровоточили: она искусала себе все руки. Насекомое напоминало огромную эмалевую фибулу из руин древнего города, развращенного собственной роскошью. Хорнрак и карлик осторожно наблюдали за ним.
Насекомое обернулось, его загадочные глаза затянуло роговой пленкой. Оно источало слабый запах лимонов, сквозь который пробивалась вонь тухлой капусты.
— Оно видит нас, — прошептал Гробец и облизнулся. — Что она говорила?.. Оно может нас видеть?
Но Хорнрак слишком запыхался, чтобы произнести хоть слово.
В нашем понимании Рожденные заново не мыслят. Они живут, преследуемые своим непостижимым прошлым, живут среди снов наяву, спутанных, как видения душевнобольного…
Эльстат Фальтор пришел в центр лабиринта с противоположной стороны. В его движениях было что-то неестественное. Он удивленно уставился на насекомое, помахал рукой у себя перед носом; потом из его груди вырвался долгий стон. В своей кроваво-красной броне он сам был похож на странного богомола из далеких лесов.
Возможно, этот звук привлек внимание насекомого. Оно повернулось к Фальтору, сочленения его нижних конечностей звонко щелкнули. Теперь карлик и Хорнрак могли разглядеть любопытные метки на брюшке существа: три черные диагональные полосы, которые, как перевязь, тянулись к каждому крылу.