— Ах, барон, — сладко промурлыкал Гельм, приглаживая напомаженные баки. — Я вижу, вы так опечалены гибелью вашего бойца… Какое варварство! Надеюсь, ваши палачи быстро научат маленького мерзавца хорошим манерам. Насколько я понимаю, это гладиатор почтенного Чаруша?
— Был, — буркнул барон и бросил на торгового представителя графа Сувари более чем красноречивый взгляд.
На своей платформе прохвост оказывался в очень выгодной позиции: он казался недосягаемым. Разумеется, при необходимости охранникам барона ничего не стоило развеять эту иллюзию… но пока Гельм повода не подавал.
— Ах да, конечно, — воскликнул Гельм, умело делая вид, что ничего не замечает. — Вы ведь имеете право… в качестве возмещения… Но какая техника, какая скорость! Этот коротышка будет прекрасным пополнением вашей коллекции… если можно так выразиться.
— Ты просто читаешь мои мысли, — процедил барон.
Отто Чаруш похолодел. Ситуация складывалась хуже, чем он предполагал. Он не просто прирезал хэнака, несущего металлические яйца. Он собственноручно со всеми потрохами, отдал его барону. Старший смотритель украдкой приложил руку к сердцу, которое, кажется, и впрямь начинало трепыхаться… но сообразил, что это не произведет должного впечатления.
Гельм продолжал разглагольствовать, размахивая сухонькими ручками, едва торчащими из бесчисленных оборок, и Отто Чаруш смотрел на него с бессильной злостью. Прохвост! Вот с кем он точно разберется… когда появится такая возможность. Но если такая возможность выпадет, он ее не упустит. Чтобы к существу, занимающемуся торговлей, было не прикопаться! Так просто не бывает.
— Вижу, вы направляетесь в пыточную, — в голосе «прохвоста» появились вкрадчивые нотки. — Знаете, я всегда мечтал увидеть работу палача… Осведомленность ваших придворных в этом вопросе просто поразительна, и я чувствую себя неловко. Интересно было бы сравнить их методы с приемами слуг моего сюзерена. Я бы даже посодействовал в обмене опытом… Слуги моего повелителя очень искусны в обработке ногтей. У большинства разумных существ есть ногти или когти, а под ногтями у большинства находятся особо чувствительные точки, и…
«С удовольствием посодействую, — подумал Старший смотритель, хотя слова были адресованы не ему. — Только если все приемы будут опробоваться на тебе!»
Судя по всему, господин Гельм с этим бы не согласился.
— Отличная мысль, Гельм, — дружелюбно произнес барон. — Но как-нибудь в другой раз. Помощники почтенного Чаруша задержали особо опасного преступника. Извини, в этом случае любые уши, кроме моих, могут оказаться лишними. Даже палачи получили указ надеть противошумовые наушники, а после допроса им промоют мозги. Ты же не хочешь, чтобы тебя подвергли такой операции?
— Неужели мой господин мог хоть на мгновение подумать, что я…
Барон строго покачал головой.
— Тем не менее. Интересы Империи прежде всего. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Гельм кивнул, потом судорожно отвесил прощальный поклон и направил платформу к воротам.
— Если у нас начнется война с Сувари, ты знаешь, кто в этом будет виноват, — изрек барон, провожая его тяжелым взглядом.
Старший смотритель не ответил. С исчезновением Гельма Орксилла — который конечно же не поверил барону на слово — тяжелые мысли нахлынули на него с новой силой.
— Кстати, — Тоар повернулся к своему верному слуге, — сколько ты скостил копателям за то, чтобы они сдали тебе этого дикого кроля?
— Но я…
— Ты, ты — кто же еще! — развернулся на каблуках, и его палец уткнулся в толстое брюхо Старшего смотрителя. — Такие подарки просто так не делают. Мне это надоело. Я закрываю глаза на то, что ты упускаешь каждую вторую партию, о которой тебе сообщают. Ты тратишь энергию и топливо в таких количествах, словно преследуешь армию!
— Но я…
— Да, в последний раз ты их подбил. Молодец. Замечательно. Правда, я сильно сомневаюсь, что после такого попадания им придется долго чинить свою посудину… Но брать взятки гладиаторами! Да еще выпускать их на главную арену! Это уже чересчур. Моему терпению приходит конец.
Он замолчал и перевел взгляд на пыточный корпус — бесформенное строение, присоединенное к двум тюремным корпусам низкими крытыми переходами. Судя по их высоте, пройти по ним можно было разве что на четвереньках. Однако Отто Чаруш хорошо знал, что на самом деле они уходят в глубину на пару метров. И здание это очень старое — гораздо старше самого цирка и города, вместе взятых. Верхние помещения — те, что возвышались над поверхностью диска — имели особую вентиляционную систему и систему герметизации. Для чего это потребовалось, никто не знал.
Но сейчас Отто Чарушу было не до городской истории. Он очень хорошо и не понаслышке знал, что происходит, когда у барона Пако заканчивается терпение.
Перед дверьми снова пришлось задержаться. Процедура проверки личности здесь проходила не в пример дольше, чем в тюремных корпусах, и это не улучшило настроения барону. Увы, это было требование безопасности. Желающих несанкционированно проникнуть в пыточную находилось немного, но они обычно появлялись в самый неподходящий момент.
Арни Роун, палач-распорядитель, уже ждал в холле — рослый, кривоногий, с несоразмерно длинными мускулистыми руками. Подобно всем своим коллегам, Арни носил кожаную маску, но поговаривали, что это вызвано причинами куда более серьезными, нежели дань традиции. В ранней юности он вступил в Императорский легион и более десяти лет служил десантником и — опять-таки, если верить слухам — был изувечен во время военной операции в звездном скоплении Кира. Как бы то ни было, по возвращении на Диск он долго не мог найти себе места в мирной жизни — возможно, из-за того же увечья. Подтвердить или опровергнуть эти слухи не мог никто, кроме самого Арни, а он о своей жизни распространяться не спешил. Одно было известно точно: в один прекрасный день он нанялся к барону Пако палачом… а спустя какое-то время, когда главный палач погиб в результате несчастного случая, Арни занял его место.
С тех пор домом Арни Роуна стал пыточный корпус. К тому времени здание напоминало хлев для пигов, поскольку прежний владелец чистоплотностью не отличался. Сейчас в это было невозможно поверить: внутри царили чистота и порядок, которые сделали бы честь операционной. Правда, цветом стены напоминали закопченное золото, из-за чего после трех-четырех минут пребывания в этом помещении у посетителей начинала болеть голова. Ощущение усугубляли тяжелые бордовые драпировки, развешенные в самых неожиданных местах. Впрочем, барон и его Первая жена умудрялись получать от этого определенное удовольствие. Возможно, потому, что это было одно из немногих мест, где Тоар Гемельсоирский мог находиться без охраны.
Оставив Отто Чаруша в холле на попечение стражи, барон прошел в кабинет, который при желании мгновенно превращался в подобие закрытой ложи — стоило только убрать стену, отделяющую его от пыточной. Сейчас на это ничто не указывало. Просто небольшая, достаточно уютная комната с двумя анатомическими креслами, удобный низкий стол, роботизированный бар из матового желтого металла… Барон привычным движением коснулся сенсорного пульта. Напиток, который он пил в таких случаях, не пользовался популярностью в свете, однако барону нравился. Можно было часами сидеть в кресле, покачивая широкий бокал, глядя, как густая бурая жидкость перекатывается в нем, оставляя на стенках маслянистые разводы… ловя едва ощутимый запах, разливающийся в воздухе… Сладковатый, терпкий, он подобен яду, чье присутствие обнаруживаешь, когда уже поздно… Барон не спешил. Он ждал, пока аромат станет насыщенным, тяжелым, пьянящим, и только после этого поднес бокал к носу и глубоко вдохнул. Пить он не хотел: достаточно было одного глотка, чтобы хмель ударил в голову, а ему хотелось сохранить ясность рассудка. А вот запах этого напитка, приготовленного по древней технологии, бодрил и одновременно успокаивал.