— «У Цезаря проси о милости и сохраненьи чести», — повторил Марк Антоний на этот раз с возмущением. — Не соблаговолит ли кто-нибудь разбудить милейшую царицу Египта?
Кэт дернулась и сразу повернулась лицом к Марку Антонию.
— «Ужиться чести с милостью нельзя», — ответила она, а потом одними губами произнесла: «Прости».
Дальше репетиция пошла гладко, Кэт больше не пропускала реплик, но при этом она все время чувствовала присутствие господина, остававшегося в тени.
Ей показалось, что она его узнала. Это был герцог де Ройан, один из вельмож, приехавший в Лондон со свитой свергнутого Людовика XVIII или графа де Лилля, как он себя называл. Ройан заявлял во всеуслышание, что он ярый противник наполеоновского режима. Впрочем, Леон Пьерпонт также изображал из себя врага Наполеона, хотя, пока жил в Лондоне, шпионил для французов.
— «Иди же, милый аспид, — сказала Кэт, поднося к груди змею из папье-маше. — Своими острыми зубами враз распутай узел жизни…» — Когда она обернулась, герцога де Ройана нигде не было видно.
Как только репетиция подошла к концу, Кэт поспешила по коридору в свою гримерку. Сердце ее неприятно забилось, когда она распахнула дверь. На трюмо стоял букет, роскошная композиция из белых лилий и розовых роз в белом облаке гипсофилы. Двухцветный букет.
Кэт выхватила записку, которую нашла между стеблей, и вскрыла печать. «Его высочество, граф де Лилль шлет свои комплименты и умоляет принять этот жалкий букет в знак восхищения».
Никакой библейской цитаты. Никакого секретного кода. Никакой опасной встречи.
Кэт прислонилась лбом к стене, вздохнула с облегчением и тихо рассмеялась.
Следующие несколько часов Себастьян провел за осторожными расспросами о добром приятеле Бевана Эллпворта, Фабиане Фицфредерике, незаконном сыне принца Фредерика, герцога Йоркского. Но деятельность Фицфредерика, как и Бевана, в ту роковую среду оказалась вполне безобидной. Проведя день на ипподроме, Фицфредерик скоротал вечер в том же злачном заведении на Пикеринг-Плейс, которое часто посещал его друг Эллсворт.
Погрузившись в задумчивость, Себастьян отослал Тома на разведку в лавки Смитфилда, а сам направился на Маунт-стрит, в городской дом маркиза Англесси.
Он нашел маркиза в теплице с плиточным иолом, пристроенной к задней части дома. Остановившись под изящной циатеей, Себастьян посмотрел на мужа Гиневры и увидел старика, некогда крепкого, но теперь иссохшего, с седой головой; старик склонился над цветущим кустом желтого жасмина. Потом маркиз поднял взгляд, и впечатление дряхлости рассеялось, столько силы и ума светилось в его глазах.
— А я как раз думал, что вы, наверное, сегодня заглянете, — сказал маркиз, стаскивая садовые перчатки и откладывая их в сторону.
Себастьян оглядел влажное помещение, переполненное папоротниками, орхидеями и нежными тропическими растениями. В теплом воздухе стоял запах сырой земли, зелени и сладкий аромат цветущей у двери гардении. Маркиз пользовался репутацией знатока экзотических растений. Говорили, что в юности он побывал с экспедицией в странах южной части Тихого океана, где собирал ботанические образцы.
— Я узнал от Пола Гибсона, что он сообщил вам результаты вскрытия, — сказал Себастьян.
Англесси кивнул.
— Он считает, что мою жену отравили. — Маркиз поднес руку к лицу и потер прикрытые веки двумя пальцами. — Смерть от кинжала была бы гораздо милосерднее. Быстрой. Относительно безболезненной. Но цианид? Боже милостивый, как она, должно быть, страдала. У нее было время понять, что она умирает. Не могу представить, о чем она думала в последние минуты. — Он уронил руку, открыл глаза, в них читалась боль. — Кто это сделал? Кто мог такое с ней сотворить?
Себастьян не потупился под измученным взглядом старика.
— Беван Эллсворт заявляет, что ребенок, которого носила леди Англесси, не ваш.
Необходимость заставила виконта произнести эти резкие слова с безжалостной прямотой. Маркиз дернул головой от неожиданности и гнева. Он попытался сделать шаг вперед, но споткнулся на неровной плитке и едва успел уцепиться за край ближайшего железного столика.
— Как вы смеете? Как у вас язык повернулся сказать такое? Я вызывал на дуэль и за меньшее.
Себастьян сохранил самообладание.
— Он не единственный, кто это утверждает. Народ на улицах убежден, что она была любовницей регента.
Маркиз побелел, его тощая грудь так сильно вздымалась с каждым вдохом, что на секунду Себастьян испугался, не перегнул ли он палку.
— Это неправда.
Себастьян не дрогнул под яростным взглядом старика.
— Тогда помогите мне. Я не смогу выяснить, что на самом деле случилось с вашей женой, если не буду знать правду.
Англесси отвернулся, на глазах у собеседника превратившись в совсем дряхлого, усохшего старичка. Взяв в руку лейку с длинным носиком, он пошел наполнить ее к насосу. Налив в лейку воды, он так и остался стоять на месте, склонив голову.
Когда, наконец, он заговорил, то в голосе его звучала усталость. Покорность.
— Нелегко в последние годы жизни сознавать, что после твоей смерти все твое добро будет пущено в распыл беспутным человеком.
Себастьян молча ждал. Через минуту Англесси набрал в легкие воздух и продолжил:
— Мы с Гиневрой оба вступали в этот брак, прекрасно сознавая, что делаем. Она понимала, что мне нужна молодая жена, которая должна произвести на свет наследника, а я знал, что ее сердце принадлежит другому.
— Она сама вам рассказала?
— Да. Она решила, что я заслуживаю знать. Я за это ее уважал. Надеялся, что мы в конце концов станем друзьями. Это, как мне кажется, нам удалось.
Друзья. Довольно скромная цель для мужа и жены. Хотя не многие пары их круга достигали таких отношений.
— Моя вторая жена, Шарлотта, не отличалась здоровьем, — сказал Англесси, крепче сжимая ручку лейки. — Последние пятнадцать лет нашего брака я в основном вел жизнь монаха. Другие на моем месте обзавелись бы любовницей, но я этого не сделал. Наверное, это была ошибка.
В старину говорили, что мужчина теряет способность спать с женщиной, когда он перестает с ней спать. Видимо, в этом старом изречении большая доля истины, решил Себастьян.
Англесси начал осторожно поливать корни высаженных в ряд папоротников.
— Я так и не сумел стать настоящим мужем для Гиневры. — Острых высоких скул коснулся легкий румянец, да так и остался. — Она старалась. Мы оба очень старались. Она понимала, как для меня важно получить сына. Но в конце концов стало ясно, что ничего этого не произойдет.
Маркиз помедлил, но затем с усилием продолжил:
— Два года тому назад я предложил ей завести любовника, который мог бы стать отцом наследника, в общем, сделать то, чего не мог сделать я. — Он повернул голову и посмотрел на Себастьяна. — Вы считаете подлостью, что мужчина толкает собственную жену на измену, чтобы лишить наследства родного племянника, отдав состояние чужому ребенку?