Вспыхивает свет. Из-за Будды выезжает Фандорин. С двух сторон выходят Маса и Фаддей.
Фандорин (выставив вперёд палец наподобие пистолета): Ни с места! Обернётесь — стреляю!
Человек в шлеме стоит спиной к Фандорину и к залу. Веер он выронил, руки поднял.
Фандорин: Маса, дзю-о тоттэ кои.
Маса подходит, обшаривает неизвестного. Достаёт и показывает Фандорину платок, потом какой-то футляр, потом сложенный листок.
Маса: Корэ дакэ дэс.
Фандорин: А теперь повернитесь.
Человек медленно оборачивается. Это Слюньков в рогатом шлеме. Он изумлённо смотрит на выставленный палец Фандорина.
Фандорин: Ба-а, господин нотариус! Что смотрите? Да, оружия у меня нет. Ничего удивительного. Вот уж не думал, что поездка за город окажется опасной. Удивительно другое. Где ваш-то п-пистолет?
Слюньков (дрожащим голосом и тоже заикаясь): Какой п-пистолет?
Фандорин: Тот, из которого вы стреляли в мистера Диксона.
Слюньков: Я ни в кого не стрелял! Я вообще стрелять не умею!
Фандорин: Отпираться бессмысленно. Вы взяты с п-поличным. Да и капюшон я узнал.
Слюньков: Я взял этот п-плащ в п-прихожей! Во дворе такой ливень!
Фандорин: Может быть, веер вы тоже взяли в прихожей? Благодарю вас, Фаддей Поликарпович, вы превосходно сыграли свою роль. Бедный доверчивый г-господин Слюньков. Про шлем я выдумал, чтоб поймать преступника на живца. Видели бы вы себя со стороны.
Маса подаёт Фандорину вещи, изъятые у нотариуса. Фандорин открывает футляр, в нём очки. Листок разворачивает, читает.
Фандорин: Очень интересно. «Я, Ян Казимирович Борецкий, доверяю поверенному Степану Степановичу Слюнькову вести дело о наследстве, причитающемся мне по смерти моего отца, а в вознаграждение передаю вышеуказанному С. С. Слюнькову веер, ранее принадлежавший моему дяде Сигизмунду Иосифовичу Борецкому и отныне становящийся законной собственностью С. С. Слюнькова. Подпись: Ян Борецкий». Тут и число есть. Сегодняшнее. Какой щедрый подарок. В награду за ведение дела о наследстве отдать нотариусу всё наследство ц-целиком…
Слюньков: Умоляю вас, не нужно иронии! Я вор, но не убийца. Клянусь вам! Да и вором стал только сегодня. Всю жизнь честно… тридцать лет поверенным… Бес попутал… Не погубите, господин Фандорин! Если откроется, это позор, суд, разорение! Только останется, что в петлю! У меня жена молодая! Я так её люблю! И дети, от прежнего брака. Четверо! Бесовское наваждение! Не устоял!
Простирает к Фандорину руки.
Фандорин: Зачем вы украли веер? Захотели богатства и славы?
Слюньков: И молодости! Главное — молодости! Моей Сонечке ещё нет тридцати, я стар для неё. У меня радикулит, я еле хожу, а она красива, полна сил. Ну что вы так на меня смотрите? Я ведь тоже человек, а не параграф. Мне хочется счастья… Я всегда был практиком, в облаках не витал, но как трудно, как трудно жить в мире, где не бывает чудес! Твердишь себе год за годом: нет никаких чудес, есть только завещания, векселя, выкупные обязательства. И вдруг — веер. Ведь жизнь уходит. Вы молодой, вам не понять. Однажды очнёшься, а тебе пятьдесят. И думаешь: что — это всё? Дальше только сахарная болезнь, поездки на воды, старость и смерть? Когда вы рассказали про Инь и Ян, у меня будто лопнуло что-то в голове… какая-то струна оборвалась. Потом вдруг молния, кромешная тьма. Клянусь, руки сами схватили веер и сунули под сюртук. Я так испугался! А когда зажёгся свет, отдавать веер было уже поздно…
Фандорин: Ну да. Оставалось только под шумок подсунуть Яну Казимировичу фальшивую дарственную. Дарственная-то вам зачем?
Слюньков: Ну как же! Вы сами говорили — веер исполняет желания только законного владельца.
Фандорин: Думали бумажкой Будду обмануть? Сразу видно нотариуса. Маса, сэнсу-о. (Маса поднимает веер, протягивает.) Ну что ж, попробуйте, помашите. Слова молитвы помните?
Слюньков: Всё время их твержу… Вы… вы в самом деле… позволите?
Фандорин жалостливо кивает. Они с Масой, переглянувшись, наблюдают.
Слюньков роняет веер на пол — так дрожат руки. Быстро поднимает, раскрывает.
Слюньков: Голова кружится… В глазах темно… Господи Иисусе… (Испуганно.) Нет-нет, не «Иисусе»! (Разворачивает веер сначала белой стороной наружу.) Для мира хорошо — вот так. (Переворачивает). Для себя хорошо — вот этак. Не смотрите на меня так, я не святой, а самый обычный человек… Мир большой, если ему станет немножко хуже, он и не заметит… Хочу стать молодым, здоровым, красивым. И ещё богатым. И чтоб Сонечка меня обожала! (Крестится. Поёт, качая в такт веером.) «Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё.
Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё. Нам-мёхо рэнгэ-кё».
Пауза. Слюньков уперевшись рукой в поясницу, потягивается. Вскрикивает от боли.
Слюньков: Ничего! Ничего! Всё, как было! Тот же старый хрыч…
Фандорин: Стыдно, право. Девятнадцатый век на исходе, а вы в сказки верите… Что же мне с вами делать? Ладно. (Рвёт листок в клочки.) Отнесите веер наследнику. Скажите, что нашли. А от вознаграждения отказывайтесь. Наплетите что-нибудь. Да Ян Казимирович и не будет приставать с расспросами, не того сорта человек.
Слюньков (понуро): Благодарю… Вы великодушный человек. Господи, в самом деле, как стыдно…
Фандорин: Маса, каэро.
Маса укатывает Фандорина, остаются Фаддей и нотариус.
Фаддей (подбирая клочки): Ох, сударь, всё зло от бабья. Что на молодой-то жениться? Седина в бороду, а бес в ребро.
Слюньков (разглядывая веер): Позор, позор… На старости лет такой срам… Воровство, подложное поручение… Погодите, погодите! Как ты думаешь, Фаддей, может, из-за этого и не вышло, а?
Фаддей: Из-за чегой-то из-за этого?
Слюньков: Да из-за того, что я нечестным образом веер присвоил, без ведома и согласия владельца. Будде это не понравилось.
Фаддей: Такое кому ж понравится.
Слюньков: Хорошо, большого чуда нельзя, но, может, получится маленькое. Если наполовину развернуть, да белой стороной стукнуть, может, хоть радикулит пройдёт?
Фаддей: Навряд ли. Хотя, конечно, всяко бывает.
Слюньков (вертит веер): Чёрной нельзя, от этого помереть можно. Фаддей, я стукну, а?
Фаддей: Да стучите, коли вам охота, только не со всей силы. Вещь ветхая, и так вон изорвали всю, роняючи.