Все это оказалось настолько неожиданно, что они растерялись.
— Вниз! — прошипела Милка, бросаясь к люку.
— Не успеем! — мотнул головой Таран. — В «клетку» прячься!
Черт его знает, может быть, они и успели бы спуститься, если б точно знали, на каком расстоянии от них находятся люди Седого. Но дело в том, что благодаря особенностям здешней акустики, гулко разносившей звуки по бетонированному коридору, Милке и Юрке показалось, будто те, кто топает, появятся в бывшем овощехранилище всего через пару минут. А потому шансов успеть скрыться в люке и закрыть за собой крышку уже нет. Соответственно, если здешние хозяева застанут их во время спуска по скобам, то попросту расстреляют в упор или бросят гранату в колодец.
В общем, исходя из ошибочного представления о местоположении противника, Таран наскоро задвинул на место крышку люка, Милка погасила фонарь, и они поспешно нырнули в одну из камер-«клеток», расположенную в дальнем от двери углу тюрьмы, укрывшись за бетонным столбом и бетонной стенкой, отделяющей эту камеру от соседней. И стали ждать появления врагов в самое ближайшее время.
Однако пришлось прождать намного дольше. Сколько конкретно, Таран не замерял, но уж никак не меньше пяти минут. Тем не менее вспоминать об упущенной возможности было поздно. Предстояло действовать в новых обстоятельствах.
— Не спеши стрелять! — посоветовал Юрка, когда стало ясно, что дверь вот-вот откроется. — Только если совсем близко подойдут…
Лязгнул засов, темень бывшего овощехранилища прорезал луч фонаря. Это была куда более мощная штуковина, чем имелась у Милки. Конечно, высветить из темноты самодеятельных разведчиков, прятавшихся за бетонной стенкой, обладателям фонаря не удалось, но создавалось впечатление, будто в бывшей тюрьме зажгли верхний свет.
В тюрьму явились трое, причем, как стало ясно Юрке, Седого среди них не было. Судя по легкому бряцанию, все они были вооружены, а кроме того, несли с собой какой-то дополнительный груз, который, как показалось Тарану, оставили за дверью. Пришельцы вошли (точнее, вбежали) в помещение с некоторой настороженностью, готовые в любой момент открыть огонь. Один светил, пытаясь ослепить вероятного противника, а двое других бегом заскочили за столб одной из камер, находившейся на той же стороне прохода, что и та, где прятались Юрка с Милкой, но с другого бока.
— Вроде никого… — вполголоса пробормотал кто-то из вот шедших. — Должно быть, не допетрили до этого входа.
— Не допетрили раньше, так допетрят позже, — проворчал другой. — Комок, посвети на люк поярче!
Световое пятно еще не успело переместиться в ту сторону, как Юрка в мгновение ока сообразил: следы! Они с Милкой могли оставить на цементном полу следы! На рубчатых подметках ботинок наверняка остался снег, и вряд ли он весь вытряхнулся, пока они шли по трубе и взбирались по скобам.
О том, что эти следы разглядели и те, вновь прибывшие, так сказать, Юрка догадался по тому, что они притихли. Резко, как по команде, хотя никакой команды никто не отдавал. И фонарь потух. Все как бы разом провалилось в темноту.
Минуту или две стояла абсолютная, гробовая тишина. Таран и Милка, насторожив уши, вслушивались в гулкую тишину подземелья, а их противники делали то же самое, пытаясь определить, где находится супостат и не подползает ли он по-тихому.
Потом до ушей Юрки долетел какой-то слабый шумок. Там, за столбом, у камеры, расположенной на противоположном конце тюремного коридора, послышался шорох, потом что-то похожее на металлический скрип, а затем довольно звонкий, опять-таки металлический и очень знакомый щелчок…
«Граната! Рычаг отпустили!» — успел подумать Таран прежде, чем инстинктивно нырнул на пол и потянул за собой Милку.
Бряк! Граната стукнулась о ближний к противнику край бетонного столба и отлетела немного назад и вбок, к люку. Мигнула алая вспышка… Бух! Рвануло гулко и басовито, аж звон в ушах пошел. Фыр-рь! Фыр-рь! — несколько осколков высекли искры из пола и потолка. Динь! Динь! — а так отметились те, что ударились о прутья решеток.
Тут совсем рядом с Юркой сверканул огонь. Шарах! — у Милки в подствольнике, оказывается уже была заряжена граната. Ба-бах! — «ВОГ» разорвался где-то в районе двери, там, где оставался мужик с фонарем. Сразу же после этого Милка перебросила палец на спусковой самого автомата и дунула в том же направлении длинную очередь. Трассирующие пули ярким пунктиром пересекли все помещение по диагонали, с мяуканьем врезались в бетон, стали зигзагами метаться от пола к потолку, от стены к стене, от столба к столбу… Прочие пули: бронебойные, зажигательные и т. д. тоже замяукали, разлетаясь в разные стороны, но только незримо для глаза. Одна из них тенькнула о решетку камеры, в которой залегли Таран и Милка, а другая даже тюкнула в стену где-то над их спинами, а потом вылетела между прутьями куда-то в темноту. Юрка как-то по наитию вспомнил о том, что у него на шлеме имеется забрало, и опустил его на морду, хотя стопроцентной гарантии жизни и здоровью эта внушительная стекляшка не давала, а вот целиться очень даже не помогала. Правда, пока стояла темень, целиться во что-то конкретное не представлялось возможным, однако очень скоро освещенность в бывшей тюрьме резко возросла…
Последствия Милкиной пальбы оказались самыми неожиданными. Там, в углу, где находилась дверь, неожиданно взметнулось пламя и стало быстро распространяться по промежутку между камерами. Таран в первые мгновения просто обалдел, а затем очень удивился. Что ж тут, блин, гореть может, кроме железа, бетона и цемента? Потом стало ясно по запаху — горит бензин, и пылающий поток его растекается по полу, заполняя помещение удушливой копотью и вытягивая из воздуха кислород, который, надо думать, быстренько слипается с углеродом и превращается в то самое СО, за которое штрафуют автомобилистов. Кроме него, там небось и другие, не менее пакостные продукты горения имеются.
Горело уже секунд десять, когда оттуда, из-за столба, послышался дикий вопль, и нечто черное, сверху донизу объятое пламенем, но все-таки еще похожее на человека, суматошно и бестолково хлопая руками по огню, вынеслось аж на середину коридора, к люку. Орало это «что-то» так, что мороз по коже шел, и Таран, не будучи в силах этот визг терпеть, нервно нажал на спуск, послав в горящую фигуру длинную очередь. Крик оборвался. Несчастный плашмя повалился прямо на люк и, несколько раз судорожно дернувшись, затих. Теперь к бензиновому угару присоединилась еще и вонь горелого мяса.
Как ни странно, мозги Тарана, хотя им было, мягко говоря, не до того, задались вопросом: откуда этот бензин взялся и с чего это он заполыхал? Получалось, что его приволокли с собой люди Седого — больше некому! — и оставили где-то поблизости от двери, перед тем как проскочить в тюрьму. Бензин они, поди-ка, принесли для того, чтоб залить его в колодец и организовать внизу, в коллекторе, примерно такой же фейерверк, какой бушевал сейчас тут, в более-менее просторном помещении. Скорее всего, когда Милка пальнула подствольной гранатой, осколки пролетели через распахнутую дверь и пробили канистры. Бензин хлынул на пол, а одна из зажигательных пуль, выпущенных Милкой из автомата, его подпалила. Некоторое удивление Тарана вызвал тот гражданин, который начал орать и выскочил из-за укрытия лишь десять секунд спустя после того, как заполыхал пожар. Впрочем, над этим «секретом Полишинеля» Юрка размышлял не более двух секунд. Он понял, что «бойца», как видно, крепко глушануло при взрыве, и он, упав в бензиновую лужу, лежал без сознания до тех пор, пока не очнулся от боли, а уж потом заорал от ужаса.