— Ваше императорское величество! Ники повзрослел. Ему нужен мальчик.
— Да? — возмутился император. — А может, ему нужен Мещерский?
— Фу! Как грубо! — надула губки жеманная Мария Федоровна. Столица была преисполнена слухами о петербургском «короле извращенцев» князе Мещерском.
— А что? — вдруг оживился Александр Александрович. — Ему действительно нужен Мещерский. Только, извини, матушка, не для твоих датских глупостей, а для серьезного дела. Именно Мещерский станет для Ники хорошим воспитателем. , Он отучит его волочиться за женскими юбками и по-настоящему приобщит к интересам престола. Ну а остальное — вздор Настоящего мужика глупостями с толку не сбить. Но настоящим нужно родиться. Вот Мещерский и проверит нашего Ники на прочность, устойчивость и настоящесть.
Так у наследника российского престола, которого мать-датчанка пыталась воспитать принцем Гамлетом, появился одиозный скандальный воспитатель, а также товарищ по играм, приученный, словно покладистый щенок, к непристойным княжеским забавам.
Ваня Мануйлов, раздобревший на частом обильном угощении, смазливый, полногубый мальчик, оказался почти ровесником Георгу и на два года моложе Ники.
Его пригрел не только редактор газеты «Гражданин» и известный петербургский издатель Мещерский, но и директор департамента духовных дел Мосолов. Они за покорность и ласки одаривали своего любимца и любовника деньгами, которые тот ценил пуще всего, дорогими подарками, возили по злачным притонам. Иногда князь приторговывал малолетним фаворитом, сдавая его в краткосрочную аренду нужным и состоятельным извращенцам. Взамен получал различные материальные вознаграждения, а также ценную информацию о доходных местах, проталкивал различные выгодные проекты.
Теперь Ваня Мануйлов пригодился для некой «мужской стажировки» царского наследника.
Вообще-то у него была двойная фамилия: Манасевич-Мануйлов. Но первую часть он всегда опускал, избегая разговоров о своем происхождении. По этой причине и в православие перешел по собственной воле.
Но иногда ему, когда он зарывался, а у него подобное получалось довольно часто, напоминали, кто он и откуда.
Как-то князь Мещерский застал Ваню и Ники в непристойном виде. Причем непозволительную активность по отношению к царской особе проявлял его воспитанник.
Князь, ни слова не говоря, больно отхлестал фаворита розгой по животу, коленям и между ними.
После экзекуции грубо сжал упитанный подбородок мальчишки и прошипел в заплаканное лицо:
— Впредь знай свое место!
И только потом уже посоветовал-наказал наследнику престола:
— Князь, а тем более великий, в любой ситуации должен быть только сверху! Только! Негоже ему ложиться под купеческого сынка. Не царское дело быть внизу. Только сверху! Только!..
Но для императора Александра III и такая ситуация, которую односложно, но образно сформулировал редактор «Гражданина», оказалась неприемлемой. Ники к двадцати годам стал проявлять особое пристрастие к загульным мальчишеским компаниям, наплевательски относился к учебе и государственным делам. Государь с такими наклонностями и подобным отношением к жизни и делам получится, решил Александр Александрович, никчемным.
— Слишком переусердствовали мы, мадам, с вашим датским лекарством, упрекнул император императрицу.
— Почему с моим? — обиделась та. — Вы же, сударь, принимали решение.
— Да, но кто первый возопил: «Ники нужен мальчик!»?
— Но вы же с этим согласились.
— Пусть так. Но теперь я решил: Ники нужна девочка. И у наследника появилась новая игрушка для исправления характера — взбалмошная, капризная и любвеобильная балерина Кшесинская.
Приобрел себе любовницу, и тоже из танцорок, Манасевич-Мануйлов. С наследником их пути-дорожки разошлись. Если и виделись изредка, то лишь на расстоянии. И все же бывший придворный фаворит и духовный брат Ники по голубому обществу князя Мещерского нет-нет да и находил повод приблизиться к высокородному знакомцу, перекинуться парой фраз.
Во время одной из таких ничего не значащих бесед Мануйлов шепнул Николаю:
— Ваше высочество! Поверьте, но от вашей балерины исходит угроза.
Наследник промолчал, но насторожился.
— За ней стал приухаживать великий князь Сергей Михайлович. И она это воспринимает благосклонно, — суетливо продолжил кляузничать приободренный высоким вниманием наушник. — Ходят слухи, что она в положении. Того и гляди, всю вину свалит на вас. Я же вам предлагаю тихую, скромную, молоденькую девочку. Она никогда не изменит вам и всегда будет молчать.
Интриган свел наследника со своей родственницей. Про это новое увлечение узнал Александр Александрович. Вызванный на откровенный разговор, Ники сознался во всем. Более того, сказал, что до безумия влюблен в юную еврейку и готов жениться на ней.
— Но ты же мой наследник! — удивился привыкший к Никиным странностям Александр Александрович.
— Что с того? Сегодня наследник, а завтра — родня наследнику. Думаешь, не знаю, что ты хотел бы видеть на троне Мишу? Сам слышал, как ты об этом говорил с маменькой.
— Не скрываю. Михаилу корону передал бы охотно. Но при живом старшем сыне не вправе это сделать. Увы, закон о престолонаследии от 1797 года, завещанный нам прадедом моим императором Павлом Петровичем, сего не позволяет. Конечно, нынче не 1825 год, когда женитьба Константина Павловича на полячке дала повод к мятежу, но все же и сейчас могут проявиться некие осложнения…
Обиженный подобным признанием и ревнуя к брату Михаилу, который был десятью годами моложе, Николай возразил:
— Так-то он, Мишка, и станет дожидаться какого-то там права. Вот он и сейчас тебя с трона смывает.
Император сразу не понял, о чем Ники ведет речь, а догадавшись, на что намекает тот, расхохотался.
Неделей раньше он готовился к торжественному приему в Зимнем дворце. Только-только облачился в парадный мундир. Вертевшийся под ногами озорник и выдумщик Миша спросил его:
— Папенька, вы знаете, как можно без ножниц отрезать рукав вашего мундира, а без иголки пришить?
— Нет, не знаю.
— Хотите покажу?
— Оставь! Мне некогда заниматься глупостями…
— Но папенька! Я всего на одну минуточку вас задержу! Пожалуйста! Прошу вас!
Чтобы побыстрее отвязаться от прилипалы и любимчика, Александр согласился на неведомый эксперимент.
Миша усадил отца у самой двери на стул, выпростал одну его руку из рукава мундира, рукав же просунул в дверную щель. Сам, оставаясь за дверью, прихлопнул ее. Из приготовленного кувшина наполнил пустой рукав водой, придерживая его двумя руками, поднялся на цыпочки на приготовленный тоже заранее стул.