— А, это когда разлетались сигнальные ракеты? Эффектный фейерверк. Командиры бригад должны позаботиться о том, чтобы их квартиры не сгорели. Найдите здешнего брандмейстера и сообщите ему, что он должен подчиняться моим приказам. В случае отказа припугните расстрелом.
— Сир, брандмейстера нет в городе. Пожарные депо вместе с бочками и насосами вывезены. Как нам объяснили, это приказ губернатора Растопчина.
— Александр, при Ваграме вы были более инициативны. Я слишком устал, чтобы заниматься пустяками.
Лористон поклонился и направился к выходу.
«Черт побери этого корсиканца! Такой же маленький и злой, как был в те дни, когда мы с ним учились в артиллерийской школе, — нервно подумал генерал. — Готов был драться даже с теми, кто на голову выше».
— Генерал, — император остановил Лористона, — небольшой вопрос интимного свойства.
— Слушаю вас, сир.
— В этом дворце имеется что-то похожее на сортир?
— Вам разве не показали, сир?
— Представьте себе, забыли. Малую нужду я справил по-солдатски, едва сошел с коня. Ворчуны и медвежьих шапках прокомментировали это по-свойски. Но теперь у меня более серьезные проблемы.
— Я провожу вас, сир. Это совсем близко от вашей спальни. Как объяснил нам один из слуг, которые работали в этом здании, это одно из старейших мест подобного назначения во всем дворце. Его посещал еще царь Алексей Михайлович.
— Не помню такого.
— Он правил здесь в середине семнадцатого столетия.
— В старину строили прочно, — усмехнулся Наполеон. — Что ж, посетим это историческое место. Кстати, вот вам подкова, распорядитесь, чтобы ее прибили над входом в мои апартаменты.
Когда дверь за императором закрылась, Лористон подозвал ордонанс-офицера и отдал ему подкову. Офицер направился в кордегардию, выбрал одного из гвардейцев повыше ростом и передал ему приказ императора…
Наполеон вышел из царского нужника весьма довольный итогами посещения и вернулся в свою комнату.
— Де Сегюр! — позвал император, не оборачиваясь. Граф уже стоял в дверях. Наполеон, заложив руку за борт мундира, подошел к своему стулу и вновь уселся, уложив ногу на барабан.
— Где русские, де Сегюр?
— Сир, разъезды высланы. По Тверской, Рязанской…
— Мне важно знать, где Кутузов, а не то, куда высланы наши разъезды, — оборвал Наполеон. — Неужели невозможно найти армию в сто тысяч солдат? Мне важно знать, намерен ли Кутузов прикрывать Петербург или он собрался уходить к Волге?
— С часу на час это станет известно, сир.
— Так. Что у вас еще?
— Дело довольно странное, сир. Из штаба Вестфальского корпуса препровождены два типа. Один из них — местный полицейский, нижний чин. Другой — судя по всему, разбойник. Оба были схвачены в момент, когда поджигали дома. Полицейский был одет в крестьянскую одежду поверх мундира.
— От Вестфальского корпуса я не ждал ничего иного, — проворчал Наполеон, — с тех пор как бедняга Жюно душевно заболел. То, что полицейские и воры зачастую действуют заодно, для меня не новость. У него что, нет времени созвать военно-полевой суд и расстрелять их самому?
— Сир, в препровождении Жюно утверждает, что пожар Москвы — не случайность.
— У него мания преследования. Пора бы об этом знать, граф.
— Сир, иногда у Жюно бывают просветления. Что делать с этими двоими?
— Отправьте их к Себастиани. Меня они не интересуют. Занимайтесь поисками русских. И постарайтесь, чтобы в городе все-таки поддерживался порядок. Передайте Мортье, чтобы не слишком распускал солдат. По-моему, они подпалили кое-что и сами. Пусть, наконец, найдет каких-нибудь чинов русской полиции. В конце концов, он же губернатор Москвы.
— Да, сир. Но боюсь, что Мортье не удастся найти полицейских. Они убежали из города, а те, которые остались, занимаются поджогами.
— Да, этот мерзавец Растопчин, бесспорно, заслуживает виселицы. Напомните мне, что во время подготовки мирного соглашения нужно будет поднять вопрос о выдаче Растопчина.
— Будет исполнено, сир.
— Ступайте.
«Полицейский и мужик-разбойник поджигают дома… — император был вовсе не так спокоен, как хотел казаться. — Неужели и здесь герилья? Вор и полицейский заодно. Когда дело касается грабежа — это понятно. Но совместный поджог, при том, что ничего не взяли? Значит, сопротивление?!»
— Не туда идем, однако, — сказал Клещ.
— Ты уверен? — спросила Муравьева.
Клещ не ответил. Он не говорил бы, если бы не был уверен.
— Давеча левый ход надо было проходить, а мы вправо пошли, матушка. Я, еще когда в первый раз ходы раздвоились, подумал, что эдак мы тут заплутаем. Чертежа-то нет. Не хаживали мы здесь. Теперь уж приведи господь назад прийти, к мил дружку Агапу.
— Ну что ж, идем.
Повернули назад. Клещ с беспокойством приглядывался к свече, пламя которой колыхалось за слюдяными стенками фонаря, — она была последняя. Вернулись на развилку.
Пошли влево от развилки, но, не пройдя и пятидесяти шагов, уперлись в кирпичную стенку.
— Придется Агапа звать… — хмыкнул старик. — Он ту стенку одолел, может, и эту раздолбит.
— Надо к первой развилке вернуться.
— Так и есть, — заметил Клещ, — оттуда всего саженей сто до Агапа. А вот лезть в тот ход не советую. Сырой землей оттуда тянет. Непременно обсыпался он где-то. Опять же, я так мыслю, барышня, что не зря эти стенки клали. Какой-то царь-батюшка шибко хотел от подземелий отгородиться, для того и стенки понастроил. Да еще, поди, и каменщиков после казнил смертью.
Клещ подошел к тупику, постучал кирпичи рукоятью пистолета, прислушался. Потом сокрушенно покачал головой.
— Тут и вовсе худо, барышня. Похоже, нет там ничего, за стеной-то. Либо завал, либо ход вовсе не прорыт. Обманка это, а не ход.
— Ну что же, это даже к лучшему. И все же, друг мой, я бы хотела пройти в тот ход, откуда пахнет сырой землей. Ты же сам говорил, что там может быть вода из Неглинной.
— Так-то оно так, но ведь ежели засыплет нас, то Наполеона мы, матушка, уж не достанем. Эх, кабы твой дядюшка да был в Москве! Уж он-то знал тут ходы. У него и чертеж был где-то.
— Дядюшка?! — удивилась Надежда. — Да он не знал, поди-ка, даже о том ходе, что ведет в подвал его дома.
— Знал, — уверенно сказал Клещ. — Знал, да молчал о том. Потому как сказал я ему, что в подвале у него мой сундук стоит. Оттого он и дверь заподлицо упрятал да еще и шелком сверху обил.
— А откуда это, любезный, дядюшка знал о ходах?
— В лето одна тыща семьсот шестьдесят осьмое, — торжественно произнес Клещ, — велено было Преображенского полку сержанту Иван Юрьевичу Муравьеву состоять при Тайной экспедиции. И от оной экспедиции послан он был проведывать ходы подземные, что под Москвой в прошлые годы нарыли. А ходы сии проведавши, долженствовало ему составить чертеж. Чертеж тот он, вестимо, в Тайную экспедицию сдал, но вопреки указу срисовал с оного копию и у себя держал в секретном месте. И тот чертеж, барышня, видел я своими очами. Оттого и знаю, что в сих ходах творится.