Дело в том, что надо было придумать для себя стратегическую цель. В идеале все было просто: дождаться, кто кого, и поступить в распоряжение победителя. Обеим сторонам я нужен живым, Ленка тоже. Однако гостеприимным «куракинцам» очень не хотелось отдавать меня живым. И в том, что они меня пристрелят, можно было не сомневаться. Причем, как показал опыт с убиенным в санузле, пристрелить могут не только в самом безвыходном положении, но и просто ради спортивного интереса. Какого Аллаха молить за то, что патроны у мужика в безрукавке скончались раньше, а не позже? Хотя, казалось бы, «джикеев» он уже положил на грунт и мог потребовать с князя бутылку за наше освобождение. Нет же, падла, лезет с пушкой к беззащитным людям. Ведь мог «джикейский» автомат тоже оказаться пустым? Мог. Тогда бы трупом, наверно, был я. Конечно, это бы избавило от дальнейших неприятностей и излишнего перенапряжения мозгов, но и от всех прелестей жизни тоже. Одна такая прелесть в махровом халате сейчас приглядывала за коридором.
Куракинский приказ: «Живым не отдавать!» был вполне понятен. И ждать, что у «джикеев» в аналогичных обстоятельствах проявится человеколюбие, взыграет гуманизм или хотя бы совесть пробудится, не приходилось. Конечно, наследники Чалмерса и Дэрка менее эмоциональны, чем эти самые «белофранцузы». Они пристрелят, пожалуй, только если действительно почувствуют, что живым меня утащить не сумеют. Но зато пристрелят обязательно и очень качественно. Это прагматический подход к делу. Поскольку все, что касается Фонда О'Брайенов и секретов препаратов «зомби», было когда-то придумано людьми, то рано или поздно до этого можно будет докопаться и без помощи моей башки. Но дарить эту башку конкурентам за просто так, зачем же? Это же огромная фора и в финансировании, и в самом объеме исследований. Ан нет, мусью принс, получите-ка вы ваших землячков в дохлом виде. Тогда все будут в равных условиях, а незыблемый принцип свободы конкуренции будет соблюден от и до. Штатовская деловитость и размах, конечно, дадут преимущество производителям прохладительных напитков.
Так что просто дожидаться чьей-то победы было не шибко с руки. Это чревато не минимумом риска, а максимумом.
Но добровольно принимать чью-либо сторону и открывать боевые действия против кого-то из противников не хотелось. Князь Куракин неплохо относился к Ленке, а насчет его импотенции я справки не видал, так что надо с пониманием к делу подходить. Но ведь именно его сотрудник чуть не сделал из нас решето, за что и поплатился. То есть я лично уже выступил в роли помощника этих чертовых «прохладителей». Хотя никто из них не объявлял, что очередь из автомата, которую я два года назад всадил в Дэрка, уже по-христиански прощена. Взять меня живым они не откажутся, распечатать мои мозги с помощью Ленкиных шифров тоже, но после того, как брать из моей башки станет нечего, они ее обязательно расшибут.
В общем, никаких гарантий жизни в случае попадания в чьи-то лапы мы не имели.
Сам собой напрашивался вывод, что желательно никому не попадаться и, следуя заветам покойного Великого Вождя Ким Ир Сена, «опираться на собственные силы». То есть необходимо каким-то образом удрать отсюда. Только вот куда и как, надо было долго думать. А самое главное — на чем, потому что по морю аки по суху меня бегать не обучали.
Конечно, будь тут перстеньки Аль-Мохадов или черный ящик Майка Атвуда, можно было провернуть что-нибудь трансцендентное. Но, во-первых, ничего из этого оборудования у меня не было, а во-вторых, я не шибко верил в то, что эти вещички действительно могут переносить людей через пространство-время. То, что было понапихано в мою память, нуждалось в серьезнейшей проверке.
Конечно, на самом деле я размышлял над всеми делами не очень долго. У меня просто времени на это не было. Я для себя определил стратегическую цель
— удрать с корабля, но придумать, как это сделать и что делать, если мне это почему-либо удастся, не успел.
В коридоре жадно затарахтело сразу несколько автоматов. Ну, блин, цивилизация! То ли патронов до фига, то ли ума ни хрена нет. Такое ощущение, что запас у каждого по полтонны. А ведь уже долгонько долбятся!
После того как пара пулек рикошетом залетела в нашу каюту, я понял, что надо все-таки попробовать драпануть через окно. Наверно, потому, что у меня появилось нехорошее впечатление о каких-то серьезных изменениях в обстановке. Мне показалось, что к кому-то подошло свежее подкрепление, и оно, возможно, приведет к полной победе этой стороны, а стало быть, к тому, что проигравшая нас уничтожит. Вряд ли первыми вбегут к нам победители, а не побежденные, а нам удастся перестрелять побежденных раньше, чем они нас перестреляют.
— Я вылезу первым, повисну на веревке, а ты обнимешь меня за талию, поняла? Веревку руками не цапай! Ладони сожжешь!
От покойного «джикея» мне досталась пара замечательных противоножевых перчаток, и за свои ладони я не беспокоился.
Гораздо больше я беспокоился, чтоб меня не застрелили. Эту пакость мог проделать Кобра, то есть снайперюга с полубака. Или «куракинцы» из верхнего и нижнего ярусов. Или какой-нибудь гад мог прорваться к нашей каюте как раз в тот момент, когда мы будем болтаться перед окошком, и завалит нас одной пулей.
Кобра кусаться не стал. Он даже не навел на меня свой лазерный лучик. Должно быть, ограничился тем, что увидел знакомую одежку. Я дотянулся руками до веревки, умудрился не зацепиться автоматами за проем окна и, оттолкнувшись «джикейской» обувкой, прыгнул, обхватывая веревку ногами. Конечно, немного брякнул оружием о стальную стенку надстройки. Более-менее погасив раскачку веревки, я чуть-чуть, на полметра, подтянулся вверх, и теплые лапки Хавроньи крепко сцапали меня за поясницу.
— Ой-й! — тихо пискнуло бедное животное, когда я, откачнувшись вместе с веревкой, буквально выдернул Хрюшку из окошка. Самое главное, попа благополучно проскочила! Если б она застряла, не знаю, что получилось бы.
— Ноги поджимай! — прошипел я Ленке, скользнув вниз по веревке. Ш-ш-ших! Бух! Приземлились! Хавронью я почти тут же отковырнул, чтоб не сковывала, и, дернув за руку, оттянул в темноту, в какое-то углубление за пожарным щитом, вполне похожее на мертвое пространство.
— Питон, я — Кобра! Мамба выходит. Один вышел, вынес девку. Укрылись у пожарного щита.
— Прикрывай! Жди, пока не выведут парня! Он важнее! Понял? Все это пищало у меня в кармане, а потому не слишком громко, чтоб снайпер с полсотни метров мог услышать свой собственный треп с Питоном.
— Пусть уходят на лодку правого борта! Там безопаснее. Дай в ту сторону трассер! — распорядился Питон. — Если через три минуты парня не выведут, работай по третьему! Как понял?
— Понял отлично.
Тихо хлопнул выстрел, и одиночный трассер просверкал метрах в двух над нами. Притираясь к стенке надстройки, поскольку сразу из двух окон протарахтели очереди в направлении полубака, мы выбежали на правый борт. Глянув в сторону кормы, я увидел, что до ближайшей лодки совсем недалеко. У кормовой надстройки пришвартовались сразу две лодки, с обоих бортов, ведь их экипажам предстояло захватить радиорубку, машинное отделение и рулевую рубку. А у средней надстройки была только одна. И около нее никого не было, кроме парня в черном, который, укрывшись за лебедкой, держал на прицеле ту дверь, через которую мы с Хрюшкой убежали в надстройку после газовой атаки.