Зато уже при выходе из аэропорта вокруг белых людей — а значит, и вокруг нас — завертелись очень любезные ребятки, убеждавшие, что отель, который они представляют, самый лучший в мире. Янки уверенно протопали мимо них, хотя какая-то девица, висевшая на локте у весьма солидного джентльмена лет пятидесяти, убеждала своего «папочку» (не уверен, что он ей действительно доводился отцом) поехать в тот отель, представитель которого встал на голову, чтобы привлечь к себе внимание.
Затем откуда-то вынырнули таксисты. Это была вторая волна. Они тоже вкалывали на какие-то отели.
— «Каса бланка де Лос-Панчос»! — орал один из них особенно громко. — «Белый дом в Лос-Панчосе»! Изысканная обстановка, отличный вид из окон, чудесная кухня, наивежливейший персонал, никаких москитов, чистейшая и тихая лагуна, триста ярдов пляжа и всего в пятидесяти ярдах от дверей отеля! Всего пятьдесят долларов в сутки.
Что-то знакомое было в лице этого мужика. То, что он был из Лос-Панчоса — городишки, который я запомнил как скопище вонючих хибар, населенное какими-то полуидиотами, заставляло держаться настороже. Как мне представлялось, в рекламной речи таксиста все тезисы были стопроцентным враньем. Однако бывалый «папочка» с девицей на локте тут же подошел к этому таксисту. Сюда же свернули и остальные американцы. Оскалив белозубую пасть, мулат распахнул заднюю дверцу. Усадив разновозрастную парочку, он ловко щелкнул пальцами, будто кастаньетой — я сразу вспомнил милочку Соледад, которая так же умела щелкать, — и к нам подъехала еще одна машина с точно таким же опознавательным знаком на желтом кузове, как и у первой: «Каса бланка де Лос-Панчос». В нее сели сразу трое: муж, жена и детеныш лет двенадцати. Поскольку детеныш был довольно длинноволосый, но в штанах, определить, девочка это или мальчик, я не смог. В третью машину влезли мы с Ленкой. Хрюшка нашла убедительнейший аргумент:
— Видишь, все туда едут! Полста «зеленых» — не деньги.
Я подумал, что янки наверняка знают, что тут — дерьмо, а что — нет, и решил доверить свою судьбу опыту крупнейшей империалистической державы.
Водила на очень плохом английском пытался рассказать мне, какой славный город Лос-Панчос, до тех пор, пока не вытянул из меня фразу, произнесенную на испанском языке с хайдийским акцентом и выговором, которым славится район Боливаро-Норте в Сан-Исидро:
— Не много ли ты привираешь, компаньеро?
Удар кирпичом по голове произвел бы на него меньшее впечатление. Водила,уже гнавший свой желтый драндулет по кольцевой шестирядке, аж дернул рулем и вильнул машиной. Наш московский таксер вряд ли обалдел бы, даже если б арабский шейх в бурнусе заговорил с ним по-белорусски. Там все видали… А вот тут, на Хайди, видать, еще не привыкли, чтобы явный европеоид — и так говорил.
— Ей-Богу, не вру, сеньор! — Водила прикоснулся губами к большому пальцу правой руки.
— Что-то я не помню у вас в Лос-Панчосе шикарных отелей.
— Должно быть, вы давно у нас не бывали, сеньор. «Каса бланку» построили всего три года назад.
— А кто хозяин?
— Фелипе Морено, сеньор, если вам это что-то говорит.
— Это тот, что был мэром еще во времена Лопеса? Он вроде бы раньше торговал рыбой?
— Именно тот, сеньор. Коммунисты, когда была революция, его чуть не расстреляли. Они окунали его головой в унитаз и изнасиловали его жену.
Это меня приятно обрадовало. Насчет того, что Морено собирались расстрелять, я припомнить не мог, а вот остальные преступления против его личности и достоинства его жены мог смело записать на свой счет. Остановиться в отеле, который содержит столь давний знакомый, было бы оригинально. Тем более что супертолстуха — супруга мэра — могла оказаться где-нибудь поблизости… Я вспомнил, каково было Дику Брауну, когда он узнал о своей ночной деятельности и «национализации» сеньоры Мануэлы. Даже сейчас мне, Баринову, хотелось сказать: «Бр-р-р!»
— Слушай, а кто ведет головную машину? — спросил я водилу. — Что-то уж очень знакомое лицо…
— Немудрено, сеньор. Это же Марсиаль Гомес. Он несчастный парень. После революции его выгнали из полиции и чуть-чуть не посадили.
— Он помогал партизанам?
— Да что вы! Просто кто-то написал донос, что его дед был генералом у партизан. Конечно, сажать его не стали, но на службу больше не взяли. Только Морено и решился взять его к себе в обслугу. Теперь он у нас за старшего.
По идее надо было сунуть этому парню двадцать долларов и сказать, что мы передумали. Он бы отвез нас в Сан-Исидро, и там мы нашли бы отель поспокойнее. Но отчего-то я не смог до этого додуматься.
Когда-то, лет десять назад, мне не приходило в голову, что Хайди — очень красивый остров. Правда, тогда кольцевая автострада была намного хуже, поменьше было реклам, бензоколонок, мотелей и закусочных. И машин почти не было. Брауну те машины, как мне кажется, виделись жутким старьем. А вот теперь автомобили, несшиеся по дороге, были в основном новые. Попалось даже несколько шикарных «Кадиллаков», «Мерседесов» и даже «Роллс-Ройс».
Джунгли на острове заметно поредели. Их порядочно искромсали новые
дороги, проложенные к виллам и асиендам, новые поля, занятые кукурузой,примерно такой же, в которой я когда-то повстречал дона Паскуаля Лопеса и Марселу Родригес. Банановых, сахарных, цитрусовых плантаций тоже прибыло. Обтрепанной публики вблизи дороги не просматривалось.
Автострада обогнула городок со знакомым названием Санта-Исабель. Речушку Рио-де-Санта-Исабель мы переехали по новому мосту. Само собой, чище она не стала, но, обложенная бетонными плитами, смотрелась аккуратнее.
Бензоколонка покойного Чарльза Чаплина Спенсера, то есть Китайца Чарли, промелькнула справа от шоссе, а по склону высоты 234,7 (или 234,5?) несколькими ярусами раскинулись симпатичные коттеджики нового мотеля.
Еще несколько секунд, и мы промчались мимо того самого места, где грянули первые выстрелы гражданской войны на Хайди, то есть там, где солдаты Лопеса помочились на наших ребят, сидевших в засаде, а те их за это застрелили.
Потом миновали поворот на Сан-Эстебан, мелькнул указатель «Лос-Панчос — 3 км». По крутой дуге объехали один из отрогов Сьерра-Агрибенья и покатили вдоль моря. Впереди забелели утопающие в зелени виллы, несколькими ярусами расположенные по склону горы. Ни одной из них память Брауна не хранила. Лос-Панчос тоже было хорошо видно. Он располагался на берегу лагуны, довольно далеко вдававшейся в сушу. У нескольких десятков пирсов торчал целый лес мачт спортивных яхт, десятка два их маневрировали в лагуне, несколько красавиц покрупнее, выпятив разноцветные спинакеры, прогуливались в нескольких милях от берега. Там же, то есть уже довольно далеко от выхода из лагуны, маячило несколько катеров — должно быть, кому-то вздумалось рыбку половить.
— Мы уже подъезжаем, сеньор, — доложил таксист. — Вон, видите, белое здание с колоннами? Правда, похоже на Белый дом в Вашингтоне?