Капитан склонился и помахал своей шляпой с перьями так, будто подметал ею пыль с пола. Потом он удалился.
— Значит, тебя зовут Мануэль?
— Иес, с„„! — ответил я, как меня учил капитан.
— Ха-ха-ха! — донья Мерседес захохотала так звонко и заливисто, что я улыбнулся.
— Чудесная кукла! — сказала она, улыбаясь. — Но так отвечать даме не следует… Ты должен говорить по-английски только с капитаном. Ему ты можешь говорить «сэр», «мистер капитан», как он прикажет. Но мне ты должен отвечать только по-испански, запомнил?
— Да, сеньора, — сказал я. — Я буду хорошо себя вести.
— Спасибо, спасибо, малыш! — улыбнулась она. — Я довольна тобой… Должно быть, твоя мать хорошо тебя воспитывала… Но сейчас тебя следует вымыть. Эй, Росита!
Из-за дверей вышла та самая девушка, что отперла нам дверь, и поклонилась донье Мерседес.
— Чего изволите, сеньора?
— Вымой этого мальчика! В горячей воде, с мылом и мочалкой… Остриги ему ногти и волосы, как следует пропарь одежду…
Росита состригла с меня все волосы и обрила наголо, а затем вымыла в кадке горячей водой. После этого она накормила меня курицей с рисом. Это было так сытно и вкусно, что я сразу захотел спать. Росита велела мне залезть в большую люльку, которую назвала «гамаком». В гамаке я закрыл глаза и до самого утра их не открывал.
МОРСКОЙ БОЙ Разбудила меня Росита. Она уже была одетой, а кровать ее была собрана: все тряпки и подушки были сложены. Она помогла мне свернуть гамак и уложить его в то место, откуда его вытаскивали вечером. Только тут я заметил, что пол и стены каюты стали немного покачиваться и наклоняться вправо и влево, вперед и назад.
— Поехали, — сказала Росита, — глянь в окно.
Я поглядел: там была только вода, до самого неба. Солнце выплывало из воды, но при этом не было ни брызг, ни плюхов, как тогда, когда я вылезал из нашего пруда. По воде бегали блестящие зайчики от солнца и ворочались большие волны. Они-то и качали корабль. Было очень красиво.
— Куда же он нас везет? — спросила Росита, наверное, самое себя. — Ну, да ладно…
Сейчас в погреб полезем, надо достать продукты к завтраку. В нашей комнате в полу, оказывается, тоже была дыра с лестницей, ведущей вниз. Она уходила глубоко внутрь корабля. Росита пошла туда впереди меня, со свечкой в руке. Там в глубине была еще дыра и еще одна лестница, но короткая. Во второй дыре было очень холодно, пахло мясом и соленой рыбой. Там лежали странные камни, из которых сочилась вода. Их было много-много. Один кусочек из такого камня отвалился на моих глазах. Я его подобрал и взял на ладонь — холодный, мне казалось, он даже немного жжет мне руку. Но потом он весь превратился в воду и на руке осталась только капля грязной воды. Росита нагрузила мне в корзину разные продукты: холодное, как камень, твердое мясо, такую же рыбу, овощи, фрукты и еще что-то. Сама она шла за мной с другой корзиной. Кое-как мы выбрались наверх. Здесь мне сразу показалось так жарко, что я даже вспотел. В то же время я все еще чувствовал холод.
— Надо было тебе хоть башмаки надеть! — озабоченно произнесла Росита. — Не простудился бы ты…
В это время наверху вдруг засвистели, задудели, заколотили в барабаны.
— Ох ты! — воскликнула Росита. — Тревога! Неужто опять пальба будет?
— Росита, — поразительно спокойно произнесла донья Мерседес, сидевшая за шитьем. — Долго ты еще будешь возиться?
На палубе и рядом с нашими окнами забегали люди. Я подскочил к окну и увидел, что в море, довольно далеко от нас, плывет корабль. Он казался очень маленьким, но у него тоже было три мачты с тряпками, то есть с парусами. Росита поглядела в другое окно и увидела еще один корабль, с другой стороны.
— Голландцы! — ахнула Росита, разглядывая флаги на мачтах у того корабля, что был с ее стороны. Я тоже подбежал к окну и увидел, что флаг был из трех цветов: синего, белого и красного. Такой же флаг был и на том корабле, что шел с другой стороны.
— Англичане, видишь ли, воюют с Голландией, — сказала Росита, мелко стуча зубами. — Тут без пальбы не обойдется… Ой, страшно, страшно-то как…
Тут я увидел, что с корабля слетел маленький | белый клуб дыма, а перед тем что-то ярко блеснуло. Затем послышался странный нарастающий гул:
— Ува-ва-ва-ва-ва-а-а! Бух!
И тут ударило по ушам, да так, что на минуту я совсем оглох.
— Палят! — завизжала Росита. — Пушки палят!
Потом опять грохнуло, еще сильнее. Весь корабль содрогнулся. Я увидел, что на том корабле, который первым начал палить, вдруг обломилась одна из мачт и повалилась вниз, а на другой мачте загорелись паруса. Он снова окутался дымом, и я опять услышал грохот. На моих глазах что-то страшное с шумом плюхнулось, и из воды поднялся огромный столб. Вода плеснула на стекло и вышибла его. Хорошо, что я вовремя отлетел от окна, а не то мне бы изрезало все лицо. Корабль наш сильно тряхнуло, послышался какой-то треск и несколько разноголосых, невнятных воплей.
Уши мои враз заложило. Грохот пушек теперь слышался как-то глухо, так же как и вой тех штуковин, что летели в нас с кораблей голландцев. Росита сидела на полу и охала, держась за голову. Наш корабль опять тряхнуло, да так, что я как-то неожиданно шлепнулся на пол и тут услышал страшный крик доньи. Кроме этого, я учуял странный запах и какое-то шипение. Из большой комнаты тянуло гарью. Я влетел туда и увидел странную и, пожалуй, смешную картину: на полу в сером облаке дыма крутилось что-то большое и черное, вроде арбуза, шипевшее и плевавшееся искрами. Я испугался, что эта штука может прожечь ковер, схватил кастрюльку, гревшуюся на плите, и выплеснул кипяток прямо на шипящий «арбуз». В нем что-то зашипело и смолкло. «Арбуз» больше не дымился и не крутился, а спокойно лежал на досках, рядом с ковром, который, слава Богу, не успел загореться. Только теперь я заметил, что в стене каюты, обращенной к голландскому кораблю, появилась большущая дыра, а дымящиеся обломки досок валяются на полу. Стол с шитьем был опрокинут, а по другую его сторону виднелись ноги доньи Мерседес. Я подумал, что она умерла, и заплакал. Но донья встала, схватила меня на руки и потащила вниз по лестнице, в свою комнату. За нами кубарем скатилась Росита. Мы закрыли за собой дверь, но весь шум и грохот стали лишь чуть слабее. Казалось, что какой-то страшный плотник-великан рубит топором наш корабль. Мы все трое забились под кровать и стучали зубами… Никто не мог даже слова сказать, до чего было страшно. Сколько все это продолжалось, не помню. Все бабахало, дрожало, трещало, скрипело… Донья и Росита молились, а я от страха забыл все слова и только шептал:
— Господи помилуй! Господи помилуй! — но при этом я даже не слышал своих слов. Тут на полу появилась вода. Понюхав ее, я понял, что кто-то описался. Мы лежали в этой луже и не решались вылезти из-под кровати. А над нашими головами все еще завывало, грохотало, ухало, скрежетало, ломалось… Неожиданно воды прибавилось, и она уже не пахла мочой. Первой опомнилась донья Мерседес и завопила: