— Вы требуете невозможного!
— Я не думаю, что для меня невозможно выйти замуж, создать семью, стать матерью…
Разыгравшаяся собака, доставая закатившийся мяч, ткнулась Козлову в ноги. Он отстранил ее и продолжал:
— Вы меня успокоили, моя маленькая Франсуаза. Я боялся, как бы вы не поставили перед собой слишком высокую цель. И каким вы представляете себе этого человека — вашего будущего мужа?
— Не знаю.
— Каким должно быть его главное качество?
— Он должен меня любить.
Козлов задумался.
— А я, Франсуаза? Меня вы любили?
Она сочла делом чести быть искренней.
— Да. Иначе, как вы считаете, я пошла бы на то, что я совершила?
— А сейчас вы меня еще любите?
— Нет.
— Потому что я вас разочаровал?
— Может быть…
— Или же потому что вы меня боитесь?
— Боюсь?.. С чего бы мне вас бояться?..
— Я вам скажу: у вас создалось впечатление обо мне как о человеке, на которого нельзя рассчитывать, который не хочет остановиться, связывать себя, строить…
— Вы мне уже повторяли все это!
— А если бы сегодня я сказал другое?
— Не понимаю.
— Если бы я попросил вас выйти за меня замуж?
Франсуаза потеряла дар речи. Она почувствовала, как в ней сразу перемешались возбужденность и нежность, удивление, испуг и переполненность счастьем. Он не понимает, что говорит, он сошел с ума, от него нужно бежать!..
И поскольку она молчала, Александр тряхнул головой и слегка засмеялся:
— А почему бы и нет? Мне нравится периодически пересматривать свои взгляды! Достоинство человека — в способности время от времени ставить свою жизнь на какую-нибудь карту! Предположим, сегодня я все ставлю на карту брака! Жизнь покажет, что это даст!
— Вы смеетесь надо мной! — сказала она едва слышно.
Он принял серьезный вид.
— Я над собой смеюсь, Франсуаза! — пробормотал он. — Над собой и над своими теориями. Я дошел до того, что признался вам в любви. Я кружу вокруг этого очевидного факта, рыча от ярости. И вместо того, чтобы сделать вас счастливой, оскорбляю вас, причиняю боль… Не думайте больше об этом! Мы не станем мужем и женой, потому что вы этого не хотите. Впрочем, для вас, бесспорно, так будет лучше. У меня в кармане нет ни гроша, очень скромное место в обществе, невыносимый характер… О, вы счастливо отделались! И я в результате — тоже!.. Пойдем! Надо выпить и отметить это!
Он схватил ее за руку и повел на каменную лестницу, которая вела к набережной. Она не понимала, что произошло. Какой поворот на сто восемьдесят градусов! Жонглер, клоун! Но у него был такой несчастный вид. В этом пальто с обтрепанными рукавами! Они вышли к улице.
— Бистро напротив вам подойдет? — спросил он. На перекрестке зажегся красный свет, перекрыв поток автомобилей. Они бегом пересекли набережную Малаке. Перед бистро Франсуаза остановилась, собрала силы и сказала:
— Нет.
— Вы не хотите?
— Нет.
Он грустно улыбнулся, не меняя выражение глаз:
— Тем хуже.
— Я пойду домой, — прошептала Франсуаза.
Он отпустил ее. Ступив три шага, она обернулась и увидела, как он открыл дверь бистро.
— Тебе не надоело? — спросил Жан-Марк, снова закрывая свою тетрадь по административному праву.
— Надоело, — отвечал Дидье Коплен. — Не знаю ничего более нудного! Перейдем к гражданскому?
Жан-Марк посмотрел на часы — четыре. К половине пятого он ждал Валерию де Шарнере. Как раз есть время подготовиться, навести порядок в комнате… Он не мог понять, почему она согласилась к нему прийти по первому звонку. Несомненно, у нее кризис.
— Нет, — сказал он, — у меня свидание. Извинишь меня?
— Если я правильно понял, мне нужно сматываться!
— Пять минут раньше или позже дела не меняют!
— Это девушка с факультета?
— Нет.
— Ты с ней спишь?
— Нет еще!
— Во всяком случае, не забудь сегодня вечером прийти ко мне!
— Да, но поздно, — сказал Жан-Марк. — Отец приглашал на ужин. Я обещал быть.
— Приходи, когда захочешь, но я на тебя рассчитываю. Мне бы хотелось все-таки, чтобы ты познакомился с Жаклин!
Главное слово было произнесено: Жаклин! С тех пор как в Дидье вцепилась эта студентка с медицинского факультета, он стал другим: мечтательным, озабоченным, рассеянным. Разумеется, у него были «серьезные намерения», у дурачка! Жан-Марк стукнул его по плечу кулаком:
— Поклянись, что ты не сделаешь глупость и не женишься на ней!
Дидье покачался на стуле и засмеялся, поднимая стакан:
— Клянусь!
— Даже если она умопомрачительна (а я лично не сомневаюсь, что она такова!), женившись, ты все испортишь. Представляешь себе учебу, когда жена в доме, а может, и малышня? Нет, старик, в нашем возрасте не стоит особенно к кому-то привязываться. Имей смелость быть в любви немного мерзавцем! Иначе тебе конец!
Жан-Марку показалось, что он слышит голос собственного отца. От этой поднимавшейся в нем другой личности ему стало не по себе.
— Мы об этом снова поговорим, когда ты ее увидишь, — пробормотал Дидье, вставая и собираясь уходить.
Он снял свой пиджак со спинки стула и набросил на плечи. Открытое лицо, большие очки в черепаховой оправе излучали уверенность. «Какой хороший парень!» — подумал Жан-Марк. И сразу нахмурил брови. В коридоре приближались шаги. Кто-то постучал в дверь — это Валерия пришла раньше времени. На полу валялись разбросанные книги, у кровати пара ботинок, около умывальника грязное белье… Жан-Марка раздражал этот беспорядок, но ему не хотелось суетиться при Дидье, раскладывая по местам вещи.
— Входи! — сказал он.
Появилась Валерия, белокурая, тонкая, белокожая. На ней был хорошенький желтовато-коричневый костюмчик, отделанный черной тесьмой. Жан-Марку льстила ее элегантность. Но способен ли был Дидье оценить изысканность женского туалета? Он поздоровался с Валерией, сказал напоследок Жан-Марку: «Значит, сегодня вечером, точно, старик, да?» — и быстро ушел.
Валерия окинула взглядом комнату:
— Здесь прелестно! Ты легко ее нашел?
— Да, через одного приятеля.
— А сейчас живешь здесь один?
— Как видишь…
— Я совершенно ничего не вижу! Может, тут целый гарем, за этой ширмой!
— Нет, это душ!