* * *
Утром в окно ввалилась Муся. Она была никакая. Она долго стояла перед окном с улыбкой пьяной Джоконды прежде чем решиться поднять ногу и поставить ее на подоконник.
— Почему ты ушла? — сказала она хриплым расплывчатым голосом.
Коша ничего ей не могла ответить. Она не знала, какое чувство выбрать. Ни одно из прежде испытанных не подходило.
— Не знаю, — она опустила глаза. — Как-то мне все надоело
Коша поднялась на кровати и убедилась, что Рони уже нет. Она помогла Мусе спрыгнуть в комнату.
Коша коротко выдохнула и спросила сама себя:
— Почему?
Муся заторможенно, без всякой интонации — у нее просто не было на нее сил — пробормотала:
— Просто… так. Разве во всем нужен смысл? Просто. Попробовать. Я имею право?
Коша пыталась заставить себя быть жесткой, поэтому сказала злобным голосом:
— Имеешь! Я разбила нос Евгению. Он меня достал.
Муся шевельнула бровями и через паузу:
— Да?!
— Он просто пялился и молчал. Он догнал меня в трамвае. Просто! Достал! — К концу фразы Коша действительно разозлилась, правда, не на Евгения, а просто так вообще.
Вот в чем беда! Она умела приходить в ярость, но не умела злиться. Ей было лень злиться. Но, оказывается, без этого очень трудно жить.
Муся лениво обронила:
— Он — глухонемой. Он уже не вернулся после этого.
В лицо плеснуло холодом, потом жаром — Коша покраснела бы, если могла. И вся злость схлынула. Оказалось, что человеку можно быть просто глухонемым или параличным, чтобы иметь право на полное снисхождение.
— А остальные? — спросила она, чтобы не возникло паузы.
— Остальные нет… Ха-ха! — до Муси вдруг дошло, что она сказала. — Остальные — глухие и слепые, как амебы. Они воспринимают мир на ощупь. Они вытягивают ложноножку, такое маленькое щупальце, и всюду им тыкаются… Метод естественного тыка… Бе! Зыскин мне такую сцену устроил. Я даже не ожидала, что он может такое.
— Да!?
— Ну так… Представь. Мы трахаемся с Ринатом. Все в самом разгаре, все происходит, и вдруг подходит Зыскин и начинает меня за ногу дергать, чтобы сказать, что уходит. Нормально?! А Рыжин! Это — просто. Он давай раздеваться и к нам третьим. Я чуть не блеванула. Хорошо, что Зыскин его увел. У него, по-моему, по жизни такая позиция — подбирать объедки. Это я про Рыжина. А с другой стороны, понятно — никакой ответственности.
Открылась дверь и оказалось, что Роня все это время был в ванной, а теперь вернулся. Он кинул полотенце на диван, остановился посреди комнаты и сел на единственный стул.
— А у меня сегодня день рожденья, девчонки! Поздравьте меня! — сказал он грустно, как ослик Иа. — Может как-то отметим? Я, правда, не такой богатый, как Коша, но бутылку водки куплю. Сядем где-нибудь на заливе, костерчик разведем. А? Погода хорошая.
Всегда, когда Коша смотрела на Роню, ей было за него немного страшно. И это вызывало теплую нежность. Коша представила горячий песок и облака в сухом небе…
— Это «Good idea». Пойдем… — кивнула Муся и улыбнулась, словно о чем-то сожалея.
— У нас остались деньги? — Коша вдруг вспомнила, что вчера они были у Муси.
Ее охватила минутная тревога. Но потом стало стыдно и захотелось быстрее от них избавиться, чтобы наказать себя за подозрение. Муся открыла сумочку и достала оттуда сто пятьдесят долларов и ворох рублей. И положила этот комок на стол.
— Вот. Почти все. Я утром поменяла немного. Мне очень не хотелось ехать на трамвае. Вернее, сил не было.
— Ты взяла себе? Возьми! Я же сказала! — Коша в упор посмотрела на Мусю.
— Нет…
Коша протянула ей полтинник зеленых:
— Держи!
— Перестань. Они уже скоро кончатся! — поморщилась Муся.
— У меня они кончатся еще быстрее!
Коша решительно сунула деньги ей в сумочку и захлопнула.
— Мне кажется ты преувеличиваешь, — сказала Муся, немного помявшись.
— Что ты имеешь в виду? — Коша напряглась, готовая отмести любые обвинения в свой адрес.
Муся замялась.
— Я не могу объяснить… — неуверенно начала она. — Вообще все. Ты слишком хорошо обо всем думаешь.
— О чем ты?
— Ну вообще… — Муся задержалась, соображая, как лучше сказать. — Ты слишком доверчива в своих ожиданиях, но слишком беззащитна перед тем, как есть на самом деле.
— Ты о себе?
— И о себе…
— А что? — Коша съежилась, боясь услышать дальше.
— Да нет. Не бойся — все так! Но в то же время не совсем. Одновременно так и не так. А ты ждешь, что всегда будет так, как уже получилось. Ладно, я сама не очень понимаю, как это сказать словами. Просто ты забываешь иногда, что ты — отдельно. Мы ведь не одно целое… Я иногда думаю не совсем или совсем не так, как ты… И никто не одно целое.
— Да нет я… вовсе нет! Извини, но я даже и не думала! — Коша опустила глаза, потом вопросительно взглянула на Роню, надеясь, что он скажет что-то уместное, и вся это холодность исчезнет.
— Ну, так мы идем? — Роня возбужденно вскочил со стула.
— Конечно! — возбужденно воскликнула Коша и тут же поправилась. — По крайней мере я!
— Да… Это хорошая идея пойти на залив, пойдемте! — повторил Муся и поднялась. — Я тоже.
Увидев синяки под ее глазами, Коша смутилась.
— Но если ты…
— Нет. Правда, это очень хорошая идея… ты даже не представляешь, насколько она хорошая, — возразила Муся.
Всю дорогу Коша думала над словами подруги. В чем-то Муся была на тысячу процентов права. Но Коша чувствовала, что она к этому не готова.
Наверное поэтому тонкая завесь отчуждения отделила их друг от друга.
Роня и Муся шли чуть-чуть впереди, и Коша пыталась представить их совсем чужими посторонними людьми. Не получалось.
* * *
Зашли в магазин в котором воняло селедочными бочками и капустными листьями. Роня достал из кармана свои последние деньги (корее всего!) и принялся пересчитывать мелочь.
— Ронь! — махнула на него Коша. — Не геморройся! Давай купим коньяк! Я добавлю тебе! Лучше пить хороший коньяк, чем бормотуху. Это будет мой подарок.
Она полезла в карман.
Роня покраснел и, покачал головой.
— Нет… — И стремительно рванул вон из магазина. Подружки растерянно переглянулись, вздохнули и поспешили следом. Роня несся, как Петр I на строительстве флота.
— Роня! Роня! — поспевая вприпрыжку, скакали они следом. — И куда ж мы идем? Эй! Тебе не кажется, что мы похожи на Пятачков?