– А ты меня, мусор, на аннушку-то не бери! – непонятно по какой причине все сильнее заводился подвыпивший гопник. – Как бы я самому тебе на клюв не дал!
– Допрыгался, – напряженно сказал Степаныч, выходя из машины. – По-человечески объясняли же тебе: не буди лихо, пока оно тихо.
Он схватил упиравшегося гопника за шиворот, кинул лицом на асфальт, скрутил руки, щелкнув на запястьях наручниками.
– Не имеете право, волки позорные! – отчаянно завыл гопник.
На его крик мгновенно отозвались бродячие псы, пронзительно залаяв на все лады.
– Сейчас промеж булок воткнем мохнатого, – оживился Дрозд, – мигом права и понятия усвоишь!
Гопник изо всех сил задергался, стараясь вырваться из лап наседавшего на него толстого милиционера.
– Чего, жося, задергался? – Степаныч не спеша набросил гопнику на шею удавку, привязывая ее концы к наручникам. – Отжарим, так лучше прежнего станешь. У своих блатарей в авторитете ходить будешь, и жизнь покажется вечным праздником!
– Ага, – вторя товарищу, рассмеялся Дрозд. – Петухом на венике летать станешь!
Они поволокли упиравшегося изо всех сил гопника в беспроглядную дворовую темень, где лишь смутно угадывались очертания покосившихся домов.
Осмотревшись в машине, Иван толкнул ногой дверь – она оказалась не закрытой до конца, подалась и соскочила с запора.
– Эй, парень! – Иван потормошил плачущего подростка. – Бежим скорее отсюда!
– Не могу… Они потом поймают, обязательно бить станут… И ты если побежишь, я изо всех сил закричу. За тебя отдуваться тоже не стану!
Иван выпрыгнул из УАЗика и со всех ног бросился прочь от урчащей, упирающейся в мостовую светом фар «ночной чертовозки». Вслед ему истошно завопил подросток, истерично забившись о стенки машины, и где-то совсем вдалеке раздались неразборчивые команды Степаныча…
Он бежал не разбирая дороги, напролом, легко перемахивая прогнившие заборы с колючкой и выставленные мусорные ящики, каким-то открывшимся чутьем угадывая лежащие на пути колдобины и рытвины. Он бежал так легко и радостно, впервые за эти бесконечные полгода почувствовав пьянящий дух свободы. Теперь душу переполнял восторг, словно у окрыленного вдохновением поэта или счастливого влюбленного, только что услышавшего в ответ заветное «Да!»
* * *
Уйдя от милицейской погони, Иван остановился и, тяжело переводя дыхание, стал угадывать в темноте, куда вывела его слепая воля случая. Только теперь, двигаясь почти ощупью, он понял, насколько пригодились утренние бесцельные блуждания по Немирову – за прошедшие полгода он так и не узнал города, но стал его «чувствовать кожей», как музыкант, не следя за движением рук, безошибочно угадывает клавиши. Интуитивно он понял, что находится неподалеку от «зоны», в которой можно будет укрыться до утра от возможной встречи с патрулем. Еще со слов Балабанова он усвоил, что никто из милиционеров по вечерам в «зону» не сунется. И не только потому, что за «свободную зону» они получали свой ежемесячный процент, но и само приближение к ней блюстителям «закона и порядка» могло дорогого стоить. Дороги и подъезды к «зоне» основательно «заминированы» искореженной арматурой и вкопанными чугунными трубами. Да и визит в детсадовские развалины в любой момент мог обернуться жестоким уличным боем с летящими кирпичами и бутылками с немировским напалмом, который местные умельцы бодяжили из бензина и хозяйственного мыла.
Возле «зоны» Ивана жестко окрикнули и, осветив с ног до головы фонарем, разрешили пройти… В эту ночь народа тусовалось совсем немного. Возле одинокого костра на не самом престижном первом этаже сидела группа немировских сквотеров. Те, кого не пустили учиться в десятый класс и которые так никуда и не уехали, предпочитая вести вольный образ жизни, торгуя наркотиками или стараясь по дешевке выменять у пенсионеров иконы богоявленских монахов, за которые перекупщики из Перми всегда охотно платили.
– Ребята, я посижу с вами у костра? – негромко спросил Иван, пытаясь определить, кто у них старший. – Мне до утра где-то перекантоваться надо.
– Что, мамка небось нового папку привела, а тебя за порог выставила? – маленький, конопатый парнишка в сшитой из кожаных кусков черной куртке испытующе уставился на Ивана. – Дело житейское, у многих такая проблема. Паханы наши от спирта давно в половые демократы записались, а вот с матушками дело обстоит куда интереснее. Им, понимаешь, земной любви надо!
Компания у костра рассмеялась.
– Я от милицейского патруля убежал, – пояснил Иван. – Не хотелось бы опять этой ночью встретиться с ними.
– К козлогвардейцам только попадись! Упакуют так, что сразу хоть ногами вперед в расфасовку. И мама родная не узнает, – рассмеялся конопатый, протягивая Ивану выпитую да половины литровую бутылку водки. – Держи-ка белинского, замахни сколько дыхалка позволит, полегчает…
Иван принял бутылку и, повертев в руках, сделал большой глоток.
– Меня Иваном зовут, – сказал он, переведя дыхание.
– Наверное, ждешь, что в ответ прозвучит «очень приятно»?!
Сквотеры рассмеялись и, переняв у него бутылку, пустили ее по кругу.
– У нас не в пионеры принимают, чтобы метрикой у костра трясти, – сыронизировал конопатый. – У каждого свое погоняло. Меня можешь называть Драме. Я в барабанщики податься хочу…
– Чего ж до сих пор не подался? Здесь пару лет посидишь, так за милую душу ментам постукивать станешь!
– Не в меру борзой юноша, – заметил сидящий напротив здоровяк. – Может, поучим?
– Пусть живет, – радушно сказал конопатый Драме. – С таким языком и без нас в два счета где-нибудь попадет под раздачу. Там и огребется… – Глотнул водки и снова протянул бутылку Ивану. – Ты смотри, пионер, осторожней будь да по ночам не бартыжься. Говорят, Огун на майские приедет, а значит, и кипеш поднимется…
Иван снова глотнул водки и затянулся заботливо поданной Драмсом сигаретой.
– Кто такой Огун? – пьянея, спросил Иван. – Тот, что «огу-огу» говорит?
Сквотеры переглянулись, но шутку поддержать не решились.
– Огун – очень конкретный чел, под которым весь наш Зажопинск ходит и без чьего ведома даже бзднуть не решается, – зло ответил конопатый. – Только мы в его дела не лезем, у нас с его сектой чисто бизнес: наркотики взяли, бабки отдали. На большее не заморачиваемся. Да и тебе не советуем…
Иван потянулся за почти опустевшей бутылкой и, теряя равновесие, неуклюже рухнул на свистящие жаром древесные угли.
– Эй, чувак! – конопатый подскочил к нему и неожиданно сильным для своего роста рывком откинул от костра. – Ну, загрузил лишку, так жмуриться от этого совсем не надо!
Иван улыбнулся, нелепо покрутил перед глазами обожженными руками и провалился в тяжелое, наполненное яркими пляшущими шарами беспамятство…