— Слушай, Стрельцова! — Плесень угрожающе нахмурился. — Что ты вообще в телках понимаешь? Тебе, может быть, нужно что-то иное, но уж извини! Мы, кстати, не против тебе в этом помочь. Хоть я, хоть Оборотень, а то и вместе. Тогда и узнаешь все про наши аппараты!
— Заткнись! — отмахнулась Катька. — Только ваших немытых задниц я не видела!
— А ты что, моешься в этой холодище? — изумленно вытаращился Плесень.
— Моюсь. Представь себе. Так что это за «глазки»? За которыми пошел Обор?
— Это такая хрень, чтобы увидеть этих духов. Тогда они легче поддаются. — Плесень опять закатил глаза и затянул. — Используй аромат Зкауба во всех церемониях древнего Знания, смачивая этой эссенцией теплящиеся угли от сожженной древесины тиса или дуба. И когда духи приблизятся к тебе, ее испарения очаруют и околдуют их, заставив их склониться перед твоей волей…
— Ну а я-то вам зачем? — насторожилась Катька. — Надеюсь, вы не собираетесь устраивать при помощи меня оргию на черном алтаре? Я читала про сатанистов в «Мегаполисе». Они ненормальные садо-мазохисты. Но я — нет. Попробуйте только! Если что, я вам устрою! И, кстати, чтобы вы не обольщались, у меня критические дни.
Это Катька соврала. Она знала, что большинство мужиков при слове «критические дни» падают в обморок, несмотря на обилие рекламы по ящику. Виной тому, видимо, цвет.
— Не… в этот ритуал не входит, — помотал головой Плесень. — Хотя не помешало бы тебя трахнуть, а то шляешься с этим Эдиком… Мы жополицых ненавидим! Мы бы ни за что не поехали, если бы Оборотень не вычитал, что в Париже можно вызвать Бафомета… Париж — это же масонский центр. Тут место крепкое!!! Натертое.
— Эдик не «этот». Он — супер! — обиделась Катька.
— Никакой он не супер! Из-за таких, как он, нормальные парни страдают! Вы, телки, вечно за этими холеными суками бегаете и готовы сами им все облизать. А с нами даже честно потрахаться не хотите. Потаскухи вы все!
— Плесень! Если ты не заткнешься, я сейчас уйду! — пообещала Катька. — Черт! Покурить бы! Или выпить.
— Так покури! Что ты? На вот! — стукач протянул открытую пачку «Голуаз». — Мы вот тут местных взяли. Ох и продирают!
— Да не. Я бросила. У меня аллергия.
— Ну как хочешь.
Раздались шаги. С лестницы скатился оживленный Обор.
Он быстро поднял руку и распахнул ладонь перед лицом Плесеня. Тот что-то взял и положил в рот.
Гитарист повернулся к Катьке и протянул теперь руку к ней.
— Ешь!
На ладони лежал маленький кусочек бумажки. Это был обрывок рисунка, половинка глаза, растущего на стебле, как цветок.
— Я еще не решила, буду ли я это! — сказала Катька, оглядываясь, куда бы удрать.
— Не ссы! Утром все чисто будет, как из химчистки! — утешил Катьку Оборотень и повернулся к Плесеню. — Ты рассказал ей?
Тот молча кивнул.
— А что, без меня вы никак не можете? — спросила Стрельцова.
— Не… Не можем… Девка нужна, — сказал гитарист. — Ну будь, гля, другом. Мы тебе дадим тексту, а ты будешь петь. А завтра тебе только лучше будет! Проверено!
— А девка зачем? — с опаской спросила Катька.
— Да мы бы и сами обошлись, чно чтобы приманить Бафомета, нужна девка! Он падок на девок! Ты его только выманишь, а мы там уж… Тебе вообще ничего не будет.
— А мотивчик-то? — продолжала торговаться Катька. — Мотивчик-то я не знаю!
— Любой! Какой покатит…
— А запить?
Две руки стремительно предложили Стрельцовой по банке с пепси.
— А что это за дурь-то? Кислоты? Экстези? — Катька осторожно взяла бумажечку и повертела перед глазами, стараясь попасть в свет от фонаря.
— Нет. «Глазки». Это не дурь, я специальное вещество для открывания третьего глаза. Бафомета можно увидеть только внутренним взором.
Катька вздохнула.
— Так что? Те, кто не съел ваших «глазок» не увидит ничего?
— Не-а… — мотнул гривой Оборотень.
— А как же? — удивилась Катька. — Заклинание-то написано давным давно! Тогда никаких «глазок» не было вообще!
— А ты откуда знаешь? — ухмыльнулся Плесень. — Может и были. А может чего другое было. В деле вызывания Бафомета без специального состава не обойтись.
— А я голос не потеряю! — спохватилась она, поднося бумажку к губам.
— Да ты такой голос получишь в конце концов, что все отдохнут! — воодушевленно пообещал барабанщик.
И Катька совершила необратимое действие. Пищевод ее неохотным спазмом поглотил бумажку. Она стояла с полуоткрытым ртом и чувствовала, как глазок, нарисованный на куске рыхлой бумаги, начал внутри нее оживать — хлопать ресницами и зыркать во все стороны.
Катька испуганно икнула.
Лабухи с облегчением вздохнули.
— А теперь пойдем мультики смотреть! — сказал мрачно гитарист. — Это не для слабых умов и не для нищих духом. Плесень! Возьми ее за правую руку, а я буду держать за левую.
Парни схватили Катьку за запястья и повели вниз по лестнице.
Сначала все превратилось в кино. Реперы, темные личности кучкующиеся вдоль баллюстрады и на скамейках, цветы на клумбах, дома, машины, звезды в небе и обмылок Луны — все потеряло свое вещное значение, превратившись в пустые каркасы обтянутые скринами в неком 3D-аниматоре.
Троица спустилась вниз по лестнице, и уже внизу о н и появились.
Вернее не так. Все прозрело — небо, стены, кусты на газонах, машины, трещины в асфальте — все источало невидимый свет и пристальный взгляд.
Мир трехнулся.
Катьку свело судорогой. Всю. Целиком. Мышцы, кости, мозги. Она стала спотыкаться.
— Ну как, пробрало? — спросил барабанщик с нешуточным любопытством.
— Мудаки! — сказала Стрельцова, стуча зубами.
— Дура! — рявкнул Оборотень. — Это испытание духа! Как ты будешь повелевать адскими полчищами, если боишься «глазок»?
— А я и не собираюсь никем повелевать, — скривилась Стрельцова. — У меня сын в Саратове. Это вы что-то там хотели…
Катька клацнула зубами, внезапно развернулась и, вырвав руки, побежала в другую сторону. Катька обезумела и неслась, лишь изредко открывая зажмуренные глаза. Однако Оборотень догнал ее и схватил за куртку.
— Куда тебя несет? Куда? — заорал Оборотень.
— В гостиницу! — процедила Катька, упираясь и пытаясь вырваться. В голове пронеслось: «Хорошо, что пошла в кроссовках!» — Короче! Стрельцова! — заявил подбежавший Плесень. — Ты хочешь, чтобы у тебя было много денег?
— Хочу, но…
— Тогда терпи! Гля! — сказал Оборотень, стуча зубами. — Думаешь баблы кому-то просто так дают? Или ты всю жизнь, гля, хочешь по дешевке подмахивать? Не горбит тебя?