— Послушай, — спросила она взволнованно. — У тебя такие красивые руки, но в них что-то особенное, а что — я не могу понять. Может быть ты подскажешь?

— Тебе кажется, — покачал головой Эдик. — Обычные руки спортсмена. Я же окончил физкультурный институт.

Катьку устраивало это объяснение. Наверное, у всех спортсменов такие руки. А почему бы и нет? У пианистов тоже особенные руки. У певцов — особенная фигура. У сопрано всегда огромная задница, у баса — огромная грудь. У водителей, продавцов, учителей тоже особые фигуры. Человек принимает ту форму, которая наиболее продуктивна для его труда. Что тут удивительного?

От кружки опять дохнуло волной аромата. И Катьке опять привиделся огромный холм, заросли сливовых деревьев и ручей в тающем снегу.

— О! — воскликнула Катька изумленно. — Кажется, я катастрофически трезвею!

— Это от запаха чая. В чае пять вкусов. Пять первоэлементов.

Он протянул руку к газете и снова стал разглядывать фотографию девушки с зелеными волосами. Потом перелистал всю газету и погрузился в маленькие заметочки на полях.

— Что там еще? — спросила Катька, скучая.

— Да так. Пишут, что изобрели новый вид наркотиков. Бинарный, приобратает свои свойства при контакте с любым сахаридом. Нет никакого способа отпределить наличие вещества. На расстворе можно готовить «Кока-колу», пироженные, конфеты. Пишут, что патент принажлежит напитку «Блисс».

— Я украла эту газету у консьержа, но поскольку не знаю френча, бросила ее у дверей, — с удивлением заметила Катька.

Эдик нацедил в обе кружки светлый, чуть подкрашенный напиток, и Стрельцова сморщилась.

— Ну-у! Разве это чай?

— Попробуй, — вздернул брови Эдик и первым поднес кружку к губам.

Катька окунула лицо в загадочный сладкий запах и замерла. Если бы запахи могли быть наркотиками — то это был один из них.

— Удивительно, — вздохнула Катька. — Такой чудесный чай, и такие поганые пуховики они делают? Чудные они, китайцы.

— Чудные, — кивнул Эдик.

— Ты не сердишься, что я себя вела кое-как? — спросила Катька, когда чай кончился. — Вообще-то я не теряла ключ, просто мне не хочется с тобой расставаться. Просто не хочется идти в свой номер. Можно, я у тебя останусь? Я не буду к тебе приставать. Я уже трезвая и отвечаю за свои слова.

— Оставайся, — сказал Эдик и снова взял газету в руки. — Я почитаю. Ты можешь ложиться.

— Хорошо. Спокойной ночи, — сказала Катька и поднялась с кресла. — Послушай, конечно это не мое дело, но… это же желтая пресса. Тебе что, шифровки там передают.

— Ты насмотрелась фильмов типа «Люди в черном»?

Басист опять уткнулся в газету. Катька нырнула в постель и долго смотрела на точеное лицо Эдика, мягко выписанное янтарным светом бра.

Таинственные очки

Утром Марго проснулась рано. Резко, словно от толчка. И открыв глаза, увидела перед собой люстру, спущенную вниз на проводе-пружине и свои плавки на ней. Люстра медленно кружилась, и плавки время от времени оказывалиь прямо перед носом. Она оттолкнула люстру вверх и приподнялась на локтях. Тончайшие полосы света сочились между полосами жалюзи. Рядом, прямо в одежде, спал Андрэ. И бледное лицо его было исполненно достоинства, будто репортер занимался во сне важным серьезным делом. И весь он словно расстворялся в холодно-голубом сиянии. Марго с трудом удержалась от желания погладить разметавшиеся локоны Андрэ.

Вентилятор в углу мерно жужжал, и лопасти за решеткой размазывались в полупрозрачный круг. Внезапно Марго стало стыдно. Никогда с ней этого еще не случалось. Фу! Фу! Фу! Стыдно-стыдно-стыдно! Ужасно! Все ужасно! Теперь между ней и Андрэ ничего не будет.

Ну и ладно — одной проблемой меньше.

Марго тяжко вздохнула и потянулась за плавками. Господи! Почему же они на люстре? Марго слезда с диванчика и глянула на себя в зеркальную стену. Ну и рожа! Закрыв глаза, она подставила лицо под ветер.

…и атомы на самом деле только интерференционные пересечения каких-то невообразимо древних волн, которые прокатились по космосу еще от того, самого первого взрыва. И они столько раз отражались от границ вселенной, что превратились в вихри и водовороты пространства. И стало быть она, Марго, суть завихрение пространства. И странно, что она ходит, говорит, хочет или не хочет чего-то…

Марго оглянулась, и ей опять показалось, что Андрэ не дышит. Она наклонилась к лицу репортера почти вплотную, но он будто почувствовал, и веки с голубыми жилками беспокойно дернулись. Живой.

Ну и слава богу! Марго начала одеваться, постепенно с каждым предметом туалета приходя в себя, и начиная ориентироваться в прошлом и настоящем. От прошлого тошнило, и не хотелось смотреть себе в глаза. Очки. Очки! Срочно очки! Темные, зеркальные, желтые, синие — любые очки сильно спасают в такие минуты. Скорее спрятать бестыжие наглые глаза. Хотя нет. Наоборот. Прячут глаза, которые боятся общественного порицания. Те, кто не боится, смотрят на пир прямо, в упор. Так, как смотрят кино, уверенные в своей непричастности и особенности.

На столе около компа Марго нашла те, что были на Андрэ в «Эдеме». Без диоптрий, хамелеоны с золотым напылением. Тяжелые. Толстая оправа из незнакомого пластика. Марго одела их и повернулась к зеркалу. Она не сразу поняла, что ее насторожило, а когда поняла, сильно удивилась. Лопасти вентилятора остановились и были неподвижны, а сквозняк остался. Урчал моторчик. А лопасти все равно не двигались. Марго подошла к прибору и осторожно поднесла руку к пропеллеру. Но тут же оттдернула, почувствовав опасную скорость за прутьями защитной сетки.

— Я сошла с ума! — тихо прошептала она по-русски. По-русски безумие пугало, и она повторила по-французски. — Je suis fou.

По-французски безумие не так пугало. По-французски оно было даже забавным, как улыбка де Фюнеса.

Марго сдернула очки. Да нет, она не сошла с ума. Вентилятор — крутился.

Марго опять надела очки — лопасти замерли. Чушь какая-то! И только при более внимательном анализе, выяснилось, что они чуть вибрируют, чуть-чуть изменяя положение в пространстве.

Она беспокойно оглянулась на репортера, но будить Андрэ после вчерашнего она ни за что не рискнула бы. Наоборот, лучше уйти, пока хозяин спит. Выбежав на кухню, Коша отодвинула жалюзи и давай вертеть и разглядывать чертовы очки со всех сторон на солнечном свету. Но на вид они ничем не отличались от обычных рядовых очков. Что за чертовщина? Она взяла нож и попыталась подковырнуть чертов винт на дужке, но и там никакой отгадки не нашлось. Но она одевала очки и все, что ритмично вращалось (колеса, например) или мерцало, или вспыхивало — становилось неподвижным или двигалось очень медленно по результирующей.

Марго повернулась в комнату быстро-быстро замахала перед лицом рукой. И произошло чудо! На определенной частоте рука Марго неподвижно замерла перед ее лицом, хотя она махала ей, не переставая.