— Простите, мисс, не желаете ли последний номер «Вог» на английском? — спросил у Блэр стюард, пришедший из салона первого класса. Стюард был похож на Пирса Броснана в униформе стюарда.
Блэр взяла журнал. Она обратила внимание, что из всех пассажиров в их салоне этот журнал предложили только ей.
— Может, бокал шампанского? — спросил стюард. Кажется, он даже слегка подмигнул.
Блэр положила журнал на пол. Он что, не видит: она занята.
— Спасибо, нет.
Майлз вручил стюарду пустой стакан из-под ромового коктейля:
— Еще один, пожалуйста.
Тот с неохотой принял пустой стакан, явно недовольный тем, что, желая поухаживать за девушкой, пришлось обслуживать ее спутника.
Майлз снова погладил волосы Блэр.
— Почему ты не хочешь почитать журнал? — спросил он.
Блэр так и подмывало сказать Майлзу, чтоб он засунул этот самый журнал в свою задницу от Армани, но спохватилась, потому что была уверена: Одри Хепберн не произнесла бы подобных слов, оставаясь невозмутимой и давая понять человеку, что ей не хочется с ним разговаривать.
Блэр снова попыталась сосредоточиться на очерке. Ей хотелось написать о том, что Одри была наделена всеми качествами истинной леди. Стиль, красота, грация, ум, отвага и этот налет таинственности, который так притягивал мужчин. Но не могла же Блэр написать в своем очерке, что мужчины падали штабелями от Одри. Нет, Блэр не могла такого написать, особенно после того, как поцеловала того несчастного преподавателя.
И мисс Глос говорила, что не нужно залитературивать очерк. Так… Пальчики Блэр замерли над клавиатурой, и она снова начала печатать, полностью отдаваясь мыслям, которые приходили в голову.
«Иногда я воображаю, будто я Одри Хепберн. Чувствую себя такой легкой и воздушной и даже пытаюсь говорить ее голосом. В Одри вообще удивительная легкость во всем. Ей наверняка не приходилось сдавать экзамены по углубленной программе или переписывать дурацкие очерки соискателя на поступление в университет. И ее не заставляли проводить каникулы в компании мамочки и толстого, противного отчима, какого-нибудь там сводного брата и его озабоченного друга. И ее не бросал парень из-за какой-то малявки. Но даже если у Одри и были проблемы, она молчала о них, а не рассказывала по секрету всему свету и не целовала при этом на собеседовании преподавателя. Только когда я чувствую себя Одри, во мне просыпаются душевные силы».
Блэр прочитала написанное и снова все стерла.
— Похоже, Сент-Бартс встретит нас прекрасной погодой, — раздался в динамике низкий голос капитана. — Хочу поблагодарить вас за то, что летели рейсом Юнайтед-авиалинии. Особый поклон прекрасной брюнетке, место 24В. Счастливого отдыха, и ждем вас снова на борту нашего корабля.
Прекрасная брюнетка посмотрела на табличку на стене. Место 24В. Ей просто показалось, что капитан заигрывает с ней, или так оно и есть?
Майлз упорно продолжал гладить ее волосы. Стюард принес Майлзу ромовый коктейль и бокал шампанского для Блэр, хотя она внятно сказала ему «нет».
— Пилоты посылают вам поклон, — сказал стюард и всезнающе улыбнулся.
Тут Блэр почувствовала себя Миа Фэрроу из фильма Вуди Аллена «Алиса». Мистер Бекхем заставил класс смотреть эту картину целых два раза. Героиня фильма Алиса, тусклая женщина с Парк-авеню, отправилась в какой-то дурацкий ресторанчик в Чайна-таун и наелась там каких-то дурацких трав, отчего мужики липли к ней как мухи.
Блэр была слишком воспитана, чтобы отказаться от столь любезно принесенного ей шампанского. Она захлопнула ноутбук, сунула его в огромную сумку от Луи Виттон и затолкала ее ногой под переднее кресло. Самолет начал медленно снижаться, уже сверкало внизу теплое Карибское море. Блэр нетерпеливо крутила на пальчике свое рубиновое колечко: ей так хотелось вырваться отсюда, надеть купальник и завалиться на пляжный песок.
Аарон открыл глаза и сел в кресле, загородив вид из иллюминатора. Он улыбнулся:
— Ну что, закончила свой очерк?
— Отвали, — процедила Блэр.
— Еще карри! — взревел Руфус Хамфри, колдуя над томатным соусом. — Еще рому! — Была пятница, день его рождения.
— Отец, разве лазанья должна быть такой острой? — запротестовал Дэн.
Руфус шевельнул своими серыми кустистыми бровями и вытер руки о грязно-белую футболку с надписью «СПАСИТЕ КОММУНИСТОВ!».
— С каких пор ты стал таким упрямым? — Руфус помахал в воздухе деревянной ложкой. — Тут не может быть никаких правил, только дело вкуса.
Дэн пожал плечами и подлил в соус немного рому. Неудивительно, почему отцовская лазанья наводит на всех такой ужас. Немного поел — и горишь, как в аду.
— Ну и что за чувака пригласила твоя сестра? — спросил Руфус. Он специально сказал это слово «чувак», чтобы поддеть своих детей за то, что они выражались столь неблагозвучно.
— Его зовут Нейт, — отсутствующим голосом сказал Дэн. — Нормальный парень.
Хотя Дэн был абсолютно уверен, что отцу Нейт не понравится. Нейт носил джемперы и стригся у дорогого парикмахера. Нейт покупал только натуральные кожаные ботинки и натуральные кожаные ремни и был всегда под кайфом и, когда разговаривал, мог ни с того ни с сего идиотски рассмеяться. Но не стоит объяснять это отцу. И потом, ему, Дэну, было не до того: в любую минуту могла прийти Ванесса, и он уже решил про себя, что сегодня заведет разговор о сексе.
— Что ж, будем надеяться, что Нейт любит лазанью, — язвительно заметил Руфус и налил себе кофе в огромную чашку.
В дверь позвонили, и Руфус рванулся в коридор. Пришел его друг Лайл Гросс. Они познакомились в парке двадцать лет назад. Лайл был из тех людей, про которых никогда не скажешь, сколько им лет: таких полно сидит по скамеечкам в парках. Они держат в руках маленькие транзисторы, слушают футбол и читают старые газеты «Дейли ньюз», выуженные из ближайших урн. Лайл говорил, что он писатель, хотя Дэн никогда не видел ни одной его публикации.
— Я купил виноград, — объявил Лайл и пригладил волосы вокруг своей лысины. Он был облачен в свитер горчичного цвета, малиновые шерстяные брюки, на ногах — белые тенниски. На шее виднелись свежие порезы — значит, человек побрился. Без слез смотреть невозможно.
— Привет, Даниэлсон, — сказал Лайл.
— Привет, — ответил Дэн.
Лайл обожал коверкать имена. Наверное, он считал, что это остроумно, но Дэн был другого мнения.
Руфус принял пакет с виноградом и передал его Дэну:
— Положи на тарелку.
Дэн машинально отщипнул несколько виноградинок и кинул их на тарелку. Если бы он сейчас присовокупил туда пару какашек Маркса, никто бы даже не заметил. Маркс был кот, большой и толстый, он возлежал сейчас на кухонном столе между французским багетом и огромным куском пармезанского сыра.