Теперь у него будет на одного дорогого друга меньше. Ну что ж, ничего не поделаешь, придется с этим примириться. Он ведь не шутил в своем письме. Мудак Борода небось так этого и не понял.
А ведь он написал ему чистую правду. Чем меньше дорогих друзей, тем лучше.
Тем меньше хлопот с этими их днями рождения.
Андрюша очень обрадовался, когда бабушка вчера сказала, что придет папа и поведет его в зоопарк.
Папу он теперь видел все реже и реже, последний раз, кажется, папа приходил на день рождения, когда Андрюше исполнилось пять лет. Вообще тогда собралось много народу, человек, наверное, семь, даже дедушка заехал, правда совсем ненадолго.
И еще в тот день было очень холодно, а папа пришел нараспашку, без шапки, сказал, что шапку где-то потерял. Но папа ничуть не выглядел огорченным, наоборот, сильно веселился и Андрюшу здорово смешил, щекотал его под мышками.
Бабушка, правда, потом на что-то обиделась — это уже после того, как дедушка уехал, — и папу выгнала.
Андрюша тогда очень расстроился, долго потом плакал. Папу он любил, хотя пахло от папы всегда нехорошо, чем-то острым.
Спал Андрюша этой ночью скверно, ему снились разные звери — одни ему улыбались, а другие хотели на него наброситься.
Он метался во сне, отбивался от них, убегал и в конце концов проснулся очень рано, когда бабушка даже еще не встала.
Пришлось скучно лежать и ждать, когда окончательно наступит утро.
Утром Андрюша не капризничал, все быстро сделал, что положено, помылся, надел чистую новую майку с зайцем из мультфильмов «Ну, погоди!», аккуратно поел, чтобы ее не запачкать, и сел ждать папу.
Так он просидел ужасно долго.
Он знал, что папа должен уже давно прийти, но его все не было. Бабушка несколько раз предлагала Андрюше встать, посмотреть телевизор или даже пойти с ней гулять, но он наотрез отказывался, упрямо сидел на стуле. Решил дождаться папу во что бы то ни стало.
И дождался в конце концов. Вдруг настойчиво затрезвонил звонок, открылась дверь, и появился папа, большой, толстый, румяный. По запаху Андрюша сразу понял, что и сегодня тоже папа очень веселый.
Папа подхватил Андрюшу на руки, пощекотал ему пузо. Бабушка стояла рядом, укоризненно покачивала головой.
— Чего вы, теща, головой мотаете? — бодро спросил ее папа. — Смотрите, она еще открутится, да, Андрюха? Будет у тебя безголовая бабка, во прикол!
И, подмигнув Андрюше, он громко рассмеялся.
— Бесстыдник ты! — укоризненно сказала бабушка. — Ребенок вон заждался. Сколько уже сидит, с места не сдвинулся. Ты же в десять обещал, а уже полпервого. Ни стыда у тебя нет, ни совести!
— Дела у меня были! — заявил папа, поставив Андрюшу на пол.
— Знаю я твои дела! — заворчала бабушка. — Все твои дела в стакане. Глаза бы мои тебя не видели! Ребенка вот только жаль! Эх, Гаврилин, Гаврилин! До чего ты дошел! Посмотри на себя только! А ты ведь когда-то артистом был…
— А вот жалеть нас не надо. Мы ни в чьей жалости не нуждаемся, да, Андрюха? — опять подмигнул ему папа.
Андрюша не знал, что делать. Он чувствовал, что все снова может кончиться плохо, и, нервничая из-за этого, стал тянуть папу к двери.
— Как только бедную Аллу угораздило за тебя замуж выскочить!.. — совсем расстроилась бабушка и полезла за носовым платком.
— А вот Аллу трогать не нужно, — строго сказал папа. — Мы, может, с ней еще на том свете встретимся. Любовь у нас была, понятно вам?
— «Любовь!» — всхлипывая, повторила бабушка. — Какая же это любовь…
— А вот это уж не ваше дело, извините меня, конечно! — окончательно рассердился папа.
— Папа, ну пойдем! — громко заныл Андрюша, почувствовавший, что ему необходимо вмешаться.
— Ладно, теща, мы пошли, — усмехнулся папа.
Он немного успокоился, глаза опять обрели веселое выражение.
— Нам с вами, Ревекка Аароновна, делить нечего. Что было, то было.
Бабушка молча повернулась и пошла на кухню.
— Погодите минутку! — крикнула она оттуда.
Папа, заметно повеселев, снова подмигнул Андрюше. Из кухни появилась бабушка, держа в руках полиэтиленовый мешочек, в котором лежал небольшой, завернутый в бумагу пакетик.
— Вот, возьмите с собой, — сказала она, протягивая пакетик папе.
— Что это? — заинтересовался он.
— Пирожок я спекла. Лимонный, с корочкой. Проголодается — угостишь его, — кивнула бабушка на Андрюшу. — Ну и сам попробуешь.
— Лимонный — это хорошо, конечно, спасибо, — обрадовался папа.
— Ну, пойдем уже! — опять заныл Андрюша.
— Сейчас, сынок.
Папа почему-то мялся у двери, не уходил.
— А вы, это… денежек-то не дадите нам? — спросил он у бабушки. — А то у меня сейчас, знаете, того…
— Эх ты! — укоряюще покачала головой бабушка, но больше ничего не сказала, а достала кошелек и, порывшись в нем, молча протянула папе несколько купюр. — Когда он дома-то будет? — строго спросила она, кивая на Андрюшу.
— Когда будет? — задумался папа, пряча деньги. — А когда нагуляемся, тогда и будет, а что?
— А то, что у ребенка режим должен быть. Он в восемь часов спать идет.
— «Режим!» — передразнил окончательно развеселившийся папа. — А мы сами решим, какой нам режим!
Он громко захохотал, открыл дверь и вышел с Андрюшей на лестничную площадку.
— Чтоб тебя разорвало, ирода! — в сердцах сказала ему вслед бабушка и громко, на всю лестницу, хлопнула дверью.
— Во дает теща! — опять хохотнул довольный папа. — Характер у нашей бабуськи извини-подвинься! Как ты только, Андрюха, с ней живешь! Ну чего, двинули?
— Двинули! — с облегчением отозвался Андрюша.
Ревекка Аароновна вернулась на кухню, достала из шкафчика сердечные капли. Как всегда после встречи с бывшим зятем, заныло сердце.
Все годы, с тех пор как бедная Алла первый раз привела его в дом, она не могла примириться с ее загадочным выбором. Гаврилин когда-то был хорош собой, спору нет, и даже вроде бы не без способностей, но во всем остальном…
Что могло объединять его с тонкой, возвышенной Аллой?!.
Это был типичный мезальянс, как говорил ее опять-таки уже бывший муж Миля. Говорил с умыслом, намекая на то, что и у них с ним тоже типичный мезальянс.
Еще бы, они познакомились, когда Миля уже был студентом юрфака, а она только заканчивала школу. Довольно быстро поженились, а потом пошли дети; ей казалось, что семья — это самое важное, она всю себя отдавала им.