Я ее боюсь.
Да полно вам, мастер! Вы не знаете страха. И не понимаете страха. Вы только питаетесь страхами смертных. Да, мастер Тимоти, вы тоже мертвый.
дитя ночи
По настоянию агента Тимми она летела в Лос-Анджелес в салоне первого класса: широкое мягкое кресло, полное роскошество… казалось бы — расслабься и наслаждайся жизнью. Но ей было страшно. И еще она себя чувствовала виноватой. Когда ей предложили взять наушники, чтобы посмотреть кино со звуком, она по привычке отказалась, хотя знала, что это бесплатно и входит в сервис. Показывали «Дракулу» с Лангеллой, и беззвучные кадры с барочными особняками, густо затянутыми паутиной, летучими мышами и волками, разумеется, не способствовали поднятию настроения. В общем, на место она прилетела в полном замешательстве и в расстроенных чувствах.
В аэропорту ее встретила угрюмая, строгая и чопорная женщина во всем черном. Говорила она мало, а когда говорила, то с совершенно неопределимым европейским акцентом — таким стилизованно-обобщенным, как будто его состряпали в Голливуде. На вид ей было лет сто, не меньше. Карла не смогла удержаться от смеха. Они вышли из здания аэропорта под ясное синее небо, и Мария, женщина в черном, пошла за машиной. Она подогнала к подъезду «кадиллак»-кабриолет ядовито-зеленого цвета. Карла опять рассмеялась над таким вопиющим несоответствием.
Она хотела сесть впереди, но Мария величественно указала назад.
— Гостям хозяина Тимоти не подобает сидеть рядом с домашней прислугой, — объявила она.
— Ага. — Карла уселась на заднем сиденье и расслабилась. Мария выехала на дорогу и поехала на удивление быстро. — Куда мы едем?
— В особняк Валентайна, мадам. Там вам уже приготовлены комнаты.
— А Тимми?
— Он будет позже. Прилетит другим рейсом. Он предпочитает летать в одиночестве и снимает на рейс весь салон. Вы с ним встретитесь уже в доме. — Мария лихо заложила вираж в крутом повороте. Шины скрипнули по асфальту. Старая женщина оставалась совершенно невозмутимой. — Вы к нам надолго?
— Пока я буду ему нужна и пока он согласен платить за свои дурачества. Я психиатр, психоаналитик.
— Ба! Ему никакой аналитик не нужен.
Интересно, подумала Карла.
— А что ему нужно? — спросила она. — Вы, наверное, хорошо его знаете. Лучше, чем большинство. — Она сделала паузу, когда Мария выруливала на шоссе. Теплый ветерок шумел в ушах. Мария молчала и отвечать явно не собиралась. Карла решила попробовать обходную тактику. — А какой у него особняк?
— А вы чего ожидаете? Средневековый баварский замок (Мария сказала не «замок»" а «schloss», по-немецки) на неприступной скале в окружении громов и молний? Повсюду гробы, паутина и пыль, и по связанной голой девственнице в каждой комнате? Я бы не допустила ни пыли, ни паутины. Я хорошая домоправительница, мадам.
— Да. — Карла невольно задержала дыхание, когда Мария выехала на крайнюю скоростную полосу чуть ли не поперек движения. — А шофер вы хороший?
— Вы мертвая?
— Нет.
— А мастер Тимоти мертвый. Так что мне незачем хорошо водить.
Минут через двадцать Мария круто взяла вправо и, снова проехав чуть ли не поперек движения через все четыре полосы, вы— рулила на съезд с шоссе. Дальше дорога пошла в гору. А вскоре они уже были на месте. Мария затормозила так резко, что Карла едва не свалилась с сиденья. За ее багажом подошел какой-то мужчина. Она вышла из машины и пару секунд постояла, теребя пальцами лацканы пиджака своего строгого делового костюма. Теперь она уже пожалела, что не надела чего-нибудь поскромнее.
Потом она обернулась.
У нее за спиной — кованые железные ворота и невысокая кирпичная стена. Впереди — совершенно невообразимый дом, который так будто сливался се склоном холма. Сюрреалистическая мешанина архитектурных стилей. Оранжево-розовая испанская галерея, стилизованное крыло в стиле эпохи Тюдоров, увитое плющом и диким виноградом, прозрачный пластмассовый купол над огромным бассейном. И что самое странное: в нишах крытой испанской галереи и на лужайке перед домом стояли статуи. Одну-две Карла даже узнала — например Венеру Милосскую — и поэтому поняла, что это были копии.
Она не сразу пошла к дому. Она была ошарашена этой монументальней эклектикой. Меньше всего это было похоже на особняк вампира.
Карла решила немного пройтись по лужайке. Там была гравиевая дорожка в обрамлении цветочных клумб. По этой дорожке она и пошла. Она вдруг поняла, что на улице стало прохладнее. Из-за всех этих дорожных волнений она только теперь заметила, что солнце уже садилось. Тропинка привела ее в рощицу. Истинная горожанка, Карла не знала, что это за деревья. Заходящее солнце светило прямо сквозь пышные кроны, и рваные тени от листьев — как бы очерченные по контуру алым свечением — рассыпались по гравию. В роще был небольшой фонтан, а за ним — каменное надгробие.
Мраморный мальчик-хорист в сутане и саккосе держит в руках нотный лист. Его губы слегка приоткрыты в песне. На камне надпись: «Конрад Штольц, 1935-1947». Сначала Карла подумала, что это надгробие тоже входит в коллекцию копий-скульптур, разбросанных по лужайке. Но имя, высеченное на плите, показалось ей смутно знакомым… кажется, именно это имя — среди многих других имен — Стивен шептал в бреду. Еще тогда, в санатории. Да, похоже на то. Совпадение, разумеется. Но лицо мраморного хориста… Сумерки уже сгущались. Карла протянула руку и прикоснулась к статуе. И в этот миг луч заходящего солнца упал на каменное лицо, на долю секунды окрасив его закатным румянцем. Карла отдернула руку. На мгновение статуя как будто ожила. И она сразу узнала этого мальчика.
Тимми.
— Карла?
Она испуганно вздрогнула. Спокойно, сказала она себе, не паникуй. И медленно обернулась.
— Ой, Тимми. Ты меня напугал. А я тут хожу — смотрю.
— Ну конечно. — Мальчик стоял на гравиевой дорожке, и мягкий свет заходящего солнца придавал живой цвет его мертвенно-бледной коже. — Смотри все что хочешь. Я уже говори:. от тебя я не буду скрывать ничего, раз ты мне помогаешь вспомнить о прошлом, которое от меня прячется.
— На миг мне действительно стало страшно
— Тебе я не сделаю ничего плохого, — сказал он, и Карла подумала, странно, что маленький мальчик говорит мне такие слова. — Тебе понравился дом?
— Он — странный.
— Забавный, правда? Я купил его у одного араба, которому надо было вернуться к себе в страну, чтобы взойти там на трон или что-то такое. А внутри он еще страньше.
Она пошла следом за ним по направлению к дому. Рядом с кабриолетом на площадке перед крыльцом теперь стоял еще и черный лимузин. Рядом дежурил высокий мужнина в черной одежде, похожей на форму, и кепке.
— Спасибо, Руди, — сказал ему Тимми.
Они вошли в галерею, а оттуда уже — непосредственно в дом. В просторной передней не было почти никакой мебели, кроме огромной софы, обтянутой бархатом. На софе, в уголке, сидела