Ладно. Теперь уже поздно терзаться сомнениями. Стивен сжал в кармане револьвер, стараясь не прислушиваться к разговору трех норн, которые принялись обсуждать свои злодейские планы.
записки психиатра
В тот день, когда у Тимми был последний концерт, я весь вечер не находила себе покоя. Меня неудержимо тянуло в зеркальный зал. Я прошла по коридорам, населенным призраками и духами. И почему-то у меня было чувство, что я стала сильнее их. Ощущение собственного превосходства… Я больше их не боялась. Потому что во сне я была с Тимми в лесу, в черном лесу души.
Я прошла мимо бессчетных комнат. Одни комнаты были пусты. Другие как будто выгорели дотла, и сквозь проломы в обугленных стенах проглядывали куски искусственного неба. Когда-то здесь обитали вампиры. Но потом появился этот Брайен, и вколотил колья им в сердце, и навсегда погасил холодные искры их мертвых жизней, и разбил оболочку смертельных снов, которые держали их в мире смертных.
Теперь они обратились в прах, и их комнаты, обставленные полузабытыми грезами из их прежних жизней, теперь умирали тоже.
Комната Лайзы. Ряды развороченных телевизоров. Разбитые экраны как будто перетекают друг в друга наподобие часов Дали. Другие комнаты… Я прошла их насквозь — прямо сквозь стены, сквозь камень, сквозь кедр и сосну.
Ветер печали метался по коридорам… дом с привидениями, полуразрушенный замок из старого черно-белого фильма.
Где-то звонил телефон.
Я подумала: это какой-то абсурд. Откуда здесь телефон?
Я поднялась по ступенькам. Теперь коридоры казались почти живыми. Стены из дышащей плоти. Утроба чудовища. Теперь телефон звонил громче. Когда я вошла в комнату для сеансов, его звон стал почти оглушительным.
Я остановилась на пороге, глядя в бесчисленные зеркала. Телефон стоял на журнальном столике у дивана. Раньше его здесь не было. Ни столика, ни телефона. Я раздраженно схватила трубку.
— Алло? — Почему-то я ожидала, что это Стивен, хотя он не мог знать номера. Он вообще не знал, где я.
Смех. Сгусток тени в ближайшем зеркале вдруг обратился в Тимми. Телефонная трубка застыла у меня в руке и испарилась. Осталось лишь ощущение холодного пластика на ладони. Я зачарованно наблюдала за тем, как образ Тимми проявляется с той стороны зеркального стекла. Я машинально обернулась, чтобы взглянуть на реальное существо, чье отражение я видела в зеркале, но у меня за спиной не было никого.
— Ты же не отражаешься в зеркалах! — Я разозлилась. Я подумала, что это какой-то очередной фокус.
Опять порыв ветра. Теперь я узнала его, этот ветер. Ветер его бесконечного одиночества.
— И вообще тебя здесь нет. Ты сейчас во Флориде.
— Я поэтому и позвонил. Я ждала продолжения.
— Мне сейчас выходить на сцену.
— Черт, ты не отражаешься в зеркалах!
— Тебе неинтересно, что я сейчас переживаю? Да, по-моему, неинтересно. — Он перестал улыбаться. — А мне казалось, что мы с тобой сблизились. Карла; что мы с тобой — души друг друга, недостающие половины. Кого ты сейчас видишь в зеркале? Меня — что, кстати, не вписывается в общепринятую мифологию — или себя самое? Мое отражение или твое? Ты никогда не задумывалась о том, а что я вижу в зеркалах?
— Вряд ли ты позвонил, чтобы затеять философскую дискуссию о природе души, — сказала я.
— Да, все правильно. Сейчас я стою у себя в гримерной и уже надеваю свой дракульский плащ. Под плащом у меня рубаха с рюшами под восемнадцатый век, вся такая роскошная и кокетливая. Наверное, в чем-то таком ходил маленький Моцарт.
Из зеркала вдруг пахнуло гнилью. Я узнала этот запах: умирающий лес, больные деревья, звери, погибающие от голода, отравленные ручьи. Я отвернулась. Но Тимми был во всех зеркалах, и запах смерти исходил отовсюду, и сквозь него пробивался еще один запах — горящей серы. Тысяча Тимми Валентайнов, тысяча одинаковых лиц. И на всех лицах — страх.
Мне стало не по себе.
— Что происходит?
— Вот подтверждение тому, что наши с тобой отношения, Карла, очень продвинулись за последнее время, — сказал Тимми. — Мы с тобой можем общаться через зеркала, соприкасаться друг с другом сквозь саму пустоту. Хотя… смерть == пропасть куда более глубокая, и тем не менее мы с тобой соприкоснулись душами даже сквозь эту пропасть.
— Чего ты боишься?
— Боюсь?! Я боюсь?! Это просто нелепо! — кричит он из тысяч зеркал. — Разве я сам не воплощенный страх, квинтэссенция всех человеческих страхов? — Но его голос звучит как голос испуганного ребенка.
— Ты боишься.
— А чего мне бояться? — Он разводит руками. — Смотри, женщина. Я хочу, чтобы ты тоже увидела, что я вижу.
У него за спиной как бы раскрываются новые зеркала. Или это телеэкраны? Я увидела Брайена, судорожно вцепившегося в свою сумку. Потом — каких-то стариков, сидевших в комнате. Старая ведьма в инвалидной коляске дрожала — то ли от паралича, то ли от сексуального возбуждения. Ритм барабанов, рваные гитарные аккорды, резкая, дерганая мелодия в сопровождении глухого рева и пронзительных птичьих криков.
Дым валил из зеркал за зеркалами, едкий серный дым. Эта комната была центром его сознания, и я видела то, что видит он: что зеркала были вратами в ад — вратами в предельную тьму.
— Все они ждут меня, неужели ты не понимаешь? — крикнул он.
…парни в костюмах стервятников парят под блескучим небом…
— И что ты собираешься делать?
— Я не знаю! — Он жалобно всхлипывает, как потерявшийся ребенок. — Побудь здесь со мной. Посмотри концерт. Сделай, что сможешь.
— Что я могу сделать?! — выкрикнула я в ветер. — За три тысячи миль!
За стеной адского пламени я увидела силуэт Стивена. Он что-то сжимал в руках. Дирижерскую палочку; горящую головню, револьвер.
— Ты же неуязвим, — возразила я. — Они тебе ничего не сделают со своими распятиями и чесноком.
— Теперь у них есть что-то еще… Я не знаю. Я не чувствовал такой силы почти тысячу лет.
— Что у них есть? — Меня охватила паника. Я едва держала себя в руках.
— Я не знаю!
Я буквально физически ощущала это незнание. Словно что-то внизу живота вдруг свернулось в тугой комок. Мне казалось, что я понимаю этот предельный — и запредельный — страх. Может быть, это была просто очередная его иллюзия — ведь Тимми по сути своей был не кем иным, как искусителем человеческого сознания, — но тем не менее я осталась в зеркальной комнате и досмотрела концерт до конца. Готовилась битва, и мы собирались бороться.
— Мы вместе были в лесу, — сказала я, чтобы его поддержать. В первый раз я решилась упомянуть — пусть даже вот так вот, как бы между прочим — наши ночные походы по лесу снов.