Телефонный звонок раздался в тот момент, когда Ольга пристраивала продукты в холодильник. Она чуть не уронила пакет с молоком, но успела подхватить его второй рукой. Телефонная трель показалась ей резкой, била по ушам.
Подойди!
Ребенок заворочался на раскладушке. Ольга захлопнула холодильник и побежала в спальню. Схватила трубку, ожидая услышать от кого-нибудь, что с Сашей случилась беда. Или не с ним, так с кем-нибудь еще. Отцом, матерью, братом.
– Привет, красавица…
Ольга не сумела ответить. Она не узнала голос и не уловила смысл фразы. Так и сидела на кровати с открытым ртом.
– Алло, – сказала какая-то женщина. – Кто-нибудь там есть?
– Я…
– Оль, ты?
– Я, – повторила она. – Верка, это ты, что ли?
Та расхохоталась свои трубоподобным меццо-сопрано.
– Родила, наконец-то! Ты чего? Спала, что ли?
– Н-нет…
– Все равно проснись, а то будто из могилы.
– Из могилы… – пробормотала Ольга.
– Блин, красавица, алло! Это я…
Ольга кашлянула. Надо бы влепить себе хорошую пощечину, чтобы очухаться… Она удержалась.
– Да, Вер, я поняла, что-то просто задумалась, мысли не там были… Привет, рада тебя слышать.
– Наконец-то, а то я думала, что ты там пьяная. Ничего такого?
– Ничего такого. Просто устала.
– Трахалась всю ночь?
В этом вся Вера… Ольга улыбнулась – впервые за несколько дней.
– Слушай, ты думаешь о чем-нибудь другом когда-либо?
– Нет. Все остальное – скука смертная.
– Ты меня убиваешь, подруга. Опять снова за здорово. Заведи себе мужика.
– Ни в коем случае… пока не найду то, что надо, из стада козлов.
– Ну тогда и помрешь девственницей, – сказала Ольга.
Ей приятно было слышать подругу и осознавать, что есть на свете вещи неизменные. Старая добрая Вера – все тот же грубый юморок и феминистические замашки. Она точно посланник иного мира, где люди живут и умирают заведенным природой порядком. Где мертвецы не расхаживают по улицам и не приходят домой после смерти от удушения. Где дети не растут спринтерскими темпами.
Как же это все далеко!
Ольга закрыла глаза, плача.
– Слушай, там у тебя все нормально, красавица? – спросила Вера.
– А?
– Нормально, говорю? Как жизнь вообще? Как доехала в тот раз-то?
Если бы ты, Верочка, была в курсе…
– Да все хорошо, – Ольга старалась не выдать голосом, что плач так и лезет наружу. – Спасибо, что позвала.
– Брось. Как там Альбинка поживает?
– Да, кажется, порядок у нее.
– Я чего подумала… Мы как-то ее все не зовем да не зовем, – сказала Вера. – А может, вам двоим завалиться ко мне? Позажигаем, я разработаю культурную программу. В сауну сгоняем, например, в ресторанчик, я одно место у нас присмотрела приличное. Я угощаю.
– Да Альбина не поедет. Муж не отпустит.
– Это раньше было, а сейчас мы на нее нажмем хорошенько. Я думаю, в сентябре можно, даже в независимости от погоды, согласна?
Ольга улыбнулась сквозь слезы. На время она забыла о существовании ребенка и обо всем этом бесконечном ужасе. Слеза скатилась по щеке. Ольга размазала ее.
– Согласна, но пока не знаю, как получится…
– Красавица, я сама еще не знаю. Это так, в глобальном смысле, понимаешь?
– Ага.
– Так что потом созвонимся, договоримся и все такое прочее… – Вера замолчала на несколько секунд, а потом врубила: – А теперь рассказывай, что случилось?!
У Ольги екнуло сердце. В туалет пошаркал одетый в свою всегдашнюю одежду мальчишка. Дверь как всегда он оставил открытой.
– Что случилось? – голос Ольга изобразила бодро-удивленный, словно сама постановка вопроса была, по ее мнению, невозможной.
– Не юли, красавица, – о нет, сейчас Вера была далека от мысли шутить. Ольга испугалась. – Я чувствую. Я тебя всегда хорошо чувствовала, так что меня не обманешь.
– Не понимаю. Что у меня может случиться?
– Это я у тебя и спрашиваю.
Ольга вздохнула.
– Вер, не лезь под кожу, я и так устала…
– Послушай, я тебе говорю, что чувствую. С тобой неладно. Ты сидишь и плачешь!
– Я зевала, у меня нос заложило от насморка.
– Рассказывай! Глупое оправдание. Я с того самого дня, когда ты уехала, места себе не находила. Тяжелое такое чувство, не могу объяснить, никак не могу, слов не хватает. Знаешь, будто я отпустила тебя на вражескую территорию, черт знает что прямо. И совесть мучает вдобавок.
– Вер, ты фантазируешь, – сказал Ольга.
– Не заговаривай мне зубы! С тобой что-то не в порядке. Мне все кошмары снятся, а утром вспомнить не могу большинство из них. Один, вчерашний, запомнился: будто мы маленькие, ну вроде подростки и гуляем во дворе с Альбинкой. Там еще брат твой был. Я вышла во двор-то, смотрю, вы с Альбиной на площадке посередине – фоткаете Игоря, сидящего на качелях. С ним его приятели были. Игорь корчит рожи – помнишь, он всегда был мастак на такие дела?.. Ну вот, а потом мы пошли к тебе домой, хотя хронологически это было не в тот день. Ты показывала нам что-то… Я не помню, честно говоря. Дыра в памяти, вот какие пироги, значит.
Ольга откинула волосы назад, отметив, что они свалялись в сосульки и выглядят более чем скверно. Точно скальп, снятый с покойника.
– И что это значит, по-твоему? – спросила она.
– Не имею представления. Не знаю, сколько лет мне не снилось наше детство, а тут вдруг бац – и по макушке.
– Ну мало ли. Бывает иногда.
– Но я ведь звоню не из-за этого. Мне другой сон приснился.
– Слушай, Вер, меня это уже утомляет…
– Погоди, тебе известно, что просто так от меня ты не отделаешься! Выслушай, иначе я за себя не отвечаю. У меня есть причины о тебе беспокоиться.
– Слушаю.
Ольга больше прислушивалась к тому, что делается в доме. Мальчишка вышел из туалета, не смыв за собой, и поплелся на кухню, где скрипнула дверца холодильника. У Ольги пересохло в горле. Что-то подозрительно тихо он себя ведет.
Подслушивает?
На что он вообще способен, не будучи человеком? Наверное, его сила растет прямо пропорционально тому, сколько проходит времени. Сегодня у него своеобразный день рождения. Семь дней. Как чудовище будет выглядеть, когда ему исполнится год по нормальному летоисчислению? Стариком?