Уповаю на то, что мне удалось добиться цели. Ибо воистину есть тайны, каковых лучше не касаться, а оставить их погребенными навеки.
Тем временем уже смеркалось: заходящее солнце окрасило небосклон за горами на западном горизонте в полдюжины оттенков – от розового и зеленого до золотистого. Нехотя я приказал покинуть долину: в тенях уже начали появляться странные фигуры, а когда мы приблизились к теснине, по которой вилась тропа, они уже кишели над валунами словно муравьи, вылезающие из растревоженного брошенным камнем муравейника. Весь мой маленький отряд ехал верхом, быстрой рысью, однако когда нечисть с горящими глазами и дергающимися конечностями преградила нам путь, стало ясно, что мы слишком замешкались.
– Быстрее! – закричал я. – Милостью Аллаха мы прорвемся!
Наши кони устремились прямо на врагов, в самую их гущу. Я чувствовал, как тонкие длинные пальцы хватаются за одежду, чтобы стащить меня с лошади, но мой сверкающий острый меч разил без пощады. Мне было известно, что все сраженные мною гулы скоро воспрянут, ибо, как я уже неоднократно говорил, убить их можно было, лишь пронзив сердце. Но сейчас моя задача сводилась к одному: пробиться сквозь орду нечисти и вырваться из ущелья. Мне и большинству моих спутников это удалось, но, оглянувшись назад, я увидел, как жуткие порождения мрака толпой навалились на двоих отставших. Громко ржавшие от страха лошади несчастных вскинулись на дыбы, а потом раздался истошный вопль: одного беднягу мерзостные враги стащили на землю и всем скопом навалились на него сверху. Приказав прорвавшимся вместе со мной спутникам мчаться, не оглядываясь, к Нилу, я повернул коня и ринулся назад, к горловине ущелья. Теперь там было черным-черно от мерзостных гулов, и сердце мое сжалось, ибо мне показалось, что сейчас они неумолимой лавиной выплеснутся из расщелины и захлестнут меня, как только что на моих глазах захлестнули второго из отставших. Солнце уже скрывалось за горами, но, как ни странно, стоило последнему алому лучу исчезнуть за горизонтом, исчадия ада замерли. Напрягая взгляд в сгустившихся сумерках, я увидел, что они повернулись навстречу кому-то – или чему-то – приближавшемуся из долины. Возможности рассмотреть, что это такое, у меня не было, да и особого желания тоже. Развернув коня, я пустил его вскачь и мчался во весь опор до самого берега Нила.
Мы перебрались без помех, однако, вглядываясь во тьму, я страшился того, что могла принести жителям деревни грядущая ночь. Они воздвигли между колоннами завалы, рассчитывая, что они защитят их от напасти, но, после того как моему взору предстала заполнявшая ущелье темная лавина, надежность таких укреплений стала казаться более чем сомнительной. Для пущей верности я приказал собрать все дерево, какое только попадется в округе, и сложить его перед нововозведенными стенами, а когда это было исполнено, удалился в полуразрушенную мечеть. Увы, складывалось впечатление, будто мои мольбы не возносились ввысь, а тяжко падали наземь, не достигая небесного престола и слуха Аллаха.
Наконец, так не обретя утешения, испуганный и огорченный, я встал с коленей и удалился в окутанный мраком лабиринт каменных колонн. Чем дольше бродил я по храму, тем сильнее становилось холодящее чувство узнавания. Я начал присматриваться к тому, что меня окружало, и холодок сменился леденящим ужасом, ибо, хотя сейчас меня окружали развалины, подозрение превратилось в уверенность. Теперь мне удалось уловить форму переходов, ритм интервалов между колоннами и убедиться, что передо мной тот самый предназначенный для прохождения процессии путь, который много лет назад мне довелось пройти с мечом в руке.
Спотыкаясь, я заковылял по песку и каменным обломкам к тому месту, которого здесь не могло не быть. Туда, где за частоколом колонн, за тесным коридором располагаюсь тесное помещение – святая святых язычников, вместилище идола Лилат. Однако когда эта точка была найдена, там, к величайшему моему облегчению, не оказалось никаких языческих истуканов, ничего, кроме песка и щебня. Это тем не менее не могло унять нараставшего во мне беспокойства, и я снова пал на колени, стараясь укрепить свое сердце молитвой. Но надо же такому случиться! В тот самый момент над песками разнеслось завывание шакалов, и я почувствовал, как мысли мои путаются и сознание затуманивается. Храм словно бы восстал из руин, обретя утраченную целостность, но вместе с тем казался не сложенным из камня, но сотканным из невесомого дыма – или тумана.
– Чудо великое! – вскричал я. – О Аллах, спаси меня и помилуй!
Страх заставил меня зажмуриться, а когда я снова открыл и протер глаза, развалины обрели прежний вид. Однако теперь у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что храм проклят.
Поднявшись на ноги, я отыскал христианского купца и попросил его показать мне то место, где он, повинуясь предначертанию ниспосланного ему вещего сна, нашел красавицу, ставшую впоследствии моей женой.
Тот бросил на меня странный взгляд, но согласился исполнить просьбу и через залы и коридоры отвел меня к тому самому месту, где я только что стоял на коленях, вспоминая низвергнутого мною идола Лилат.
– Здесь, – молвил купец, указывая на запыленную каменную нишу. – Я нашел ее здесь.
И тут мне стало ясно, что всем нам, видимо, не суждено пережить сегодняшнюю ночь, ибо не осталось никаких сомнении в злокозненной сущности этого храма, не убежища от векового зла, но его вместилища Лицо мое омрачилось, и как раз в этот миг мы с купцом услышали предостерегающие крики дозорных и поняли, что нечистые гулы переправляются через Нил. Мне не оставалось ничего другого, кроме как поспешить к баррикадам и завалам, хотя навстречу мне попалось немалое число деревенских жителей, в страхе покинувших ненадежные стены. Их можно было понять: прибыв к укреплениям, я убедился, что перед ними толпится бессчетное множество порождений мрака, для которых Нил, вопреки моим надеждам, не стал преградой. Повернувшись к крестьянам, я приказал тем, кто не мог сражаться, отступить подальше от ограждения, тогда как остальные вручили свои судьбы Аллаху и приготовились сложить головы во славу его, защищая своих близких.
И вот сонмища демонов заколыхались и, как могучая приливная волна, ринулись к нашим стенам. Первый приступ был нами отбит, но демоны, чьи глаза сверкали во тьме, готовы были возобновить штурм. Со стен казалось, будто нас окружило море теней, и чем дальше от стен, тем гуще и непроглядней тьма Защитники баррикад встретили вторую волну ударами мечей, но уродливые фигуры то здесь то там уже прорывались на завалы. Наступил тот момент, которого я ждал и в то же время страшился. Крики и вопли ужаса подтолкнули меня к немедленным действиям.
– Огня! – закричал я. – Дайте мне огня!
Кто-то вложил в мою руку пылающий факел, и я спрыгнул со стены вниз – туда, где на песке была выложена линия из сухих дров и охапок хвороста, готовых вспыхнуть от первой же искры. Хвала Аллаху, так и произошло. Гулы, испуганные огнем и светом, отпрянули, и я велел людям рубить их и гнать долой как можно дальше.
Пламя и свет лишили демонов их бесноватого мужества, а потому, сброшенные защитниками с завалов, они устремились прочь. Огонь между тем полыхал вовсю, и я заметил, как его языки пятнает жирная черная сажа, в которую превращались трупы наших врагов. Казалось, что багровые отблески устроенного нами пожара отражались даже на бледной поверхности луны. Сквозь дым мне удалось разглядеть, как шеренги нечистых демонов заколебались и расступились.