Крик отчаянья.
— И любила…
— Ты любишь его и сейчас?!..
— Я люблю тебя… А он… а он…
Дрожь, сотрясавшая ее, усиливалась. Князь обнял ее крепче. Усадил к себе на колени.
— Успокойся… успокойся. Я с тобой. Все будет хорошо. Я сильный, и при мне оружие. Я офицер. Меня убить не так-то просто. Я сам уложу кого хочешь. Я выбиваю десять очков из десяти. Тише! Не дрожи. Не надо! Прошу тебя!
— Уезжай из Пари.
— Мы уедем вместе!
— Поодиночке! Чтобы ты спасся, если они начнут следить за мной! Их много… не только граф…
— Что ты бормочешь, бедная моя?!.. Кто еще?!
— Еще… еще…
Если за портьерой стоит надсмотрщик — им обоим придет сейчас конец.
Молчи, Мадлен. Молчи! Ты можешь замолчать!
— Боже мой, Господи, помоги моей любимой!.. Тише… тише… иди сюда… прижмись ко мне… вот так… я люблю тебя… я так люблю тебя… тебе все приснилось… пригрезилось… а мы с тобой будем в Раю… Рус — это Рай… испоганенный… отверженный… израненный… и такой чистый… и такой снежный… Ходят слухи… что…
— Что?..
— Что Стася… спаслась… Что она где-то в Эроп… В Берлине… или даже здесь… в Пари… Если это правда… вот радость будет для нас с тобой… Мы разыщем ее… мы обнимем ее… а может, Линушка, они живые… Они все живые… и не было Ипполитова Дома… и не было штыков, что им грудь проткнули… и тех криков… и смерти нет… смерти нет и не было… спи… спи, чудо мое и вера моя… ты вымучила меня… ты отработала меня у Бога… не бойся за меня… это я за тебя боюсь… Линушка… выходи за меня… будешь Царицей…
Она притиснула голову к его груди и закрыла глаза. Владимир. Твое имя. Вылеплю его губами. Дыханием. Нутром. Ты ничего не знаешь.
Есть человек по имени Черкасофф; и он хочет убрать с пути всех, кто ему мешает. Графа. Князя. Ее. Незаменимых нет! Он отыщет других. Он изготовит другую машину смерти и власти над миром. Он сожжет в камине байку о Льде и сочинит сказку об Огне, Сжирающем Все.
Если она спит, Господи, дай ей пробуждение.
Ведь это так просто — проснуться от черноты. Жить. Заснуть снова.
Счастлива Стася. Она спит сладко. Счастливы Аля, Тата, Леша, Руся, Леля, Отец.
Счастливы все они, что умерли.
Люди не вольны в себе.
Древняя, затертая, будто монета, истина. Зачем тешить себя иллюзией, что ты свободен? Ты не свободен и не будешь свободен; и ничто в мире тебе не принадлежит. Ни украшения; ни питье; ни еда; ни одежда; ни мебель и вся обстановка — царская либо нищая; ни хижины, ни дворцы, где ты живешь; ни дети твои; ни скот твой; ни книги твои; ни то, что ты накарябаешь на бумаге рукою своею. А что воистину твое? Твоя лишь свободная душа. Да и та не твоя, а Богова. И ты прекрасно знаешь это.
Так зачем же ты дергаешься, как жук на булавке, бедный человек? Что ты ищешь? Чего домогаешься у Бога, у мира, у себя, у ближнего? Думаешь, твои усилия вознаградятся? Ничуть. Их забудут. Твои же дети наплюют на тебя; твои же внуки забудут тебя, как и не было в мире тебя. И кто же будет помнить тебя? Еще немного, чуть, после того как ты уйдешь отсюда, — лишь те, кто любил тебя. А когда и они уйдут, никого не останется, чтобы любить и помнить.
Мадлен мчалась на авто по широким дорогам. Скорей. На юг Эроп. Когда смотришь на страду, хочется заснуть. Шофер должен все время что-то грызть. Орехи. Конфеты. Сухари. Чтобы отогнать сон. А она… хочет она спать? Бодрствуйте и молитесь. Это повторял ей старенький кюре в одном из соборов Пари, где она любила слушать орган. Молиться она не умела… не могла… забыла. Ей нравилось, как плыли органные звуки, обволакивали ее, обнимали. Сон… спать. Ущипни себя. Растаращь глаза. Выспишься на том свете.
Шины шуршали. Дорога летела ей в лицо.
Скорей. Скорей.
Зачем она едет? Чего она хочет еще от жизни?
Она ничего не хочет. Она живет.
Она ненавидит смерть. Ненавидит убийц.
Она хочет спасти людей, бедняг, обманщиков и убийц, друг от друга.
Чудом она вызнала от Черкасоффа, что за страшное дело он собирается делать. Вот это дело так дело. Она и не подозревала. Все открылось случайно. Так оно и бывает в жизни. Сболтнулось. Вылетело изо рта людского, как птичка. Слово не воробей. Вылетело — не изловишь. О, зачем она живет на свете. Уже столько гадости выхлебано. А сколько еще не отпробовано. Рот устал изблевывать. Тошнит. А тебе все суют, суют, да приговаривают: ешь, Мадлен, это лакомка, это мы побаловать тебя состряпали.
Почему люди, жадные до смерти зверюшки, все время хотят убить… уничтожить друг друга?! Граф хочет убить Князя. Барон не прочь уничтожить их обоих.
Жажда убрать… стереть с лица земли. Как будто от исчезновения одного человека другому станет лучше. Легче.
Разве не страшнее?! Разве не приходят к убийце призраки по ночам?!
Узнав про готовящийся ужас, она ринулась к невесте графа. Она знала, где невеста живет. Недурной домик, однако. Богатая курочка, квочка в подклети Пари. Граф все рассчитал. Умница. При деньгах. Уродина, ну, это неважно. Был бы человек хороший. Остальное приложится. Стерпится. Слюбится. Да и любить-то графу особо не надо. Уже все отлюблено. Перелюблено. Вторую половину жизни мужчина должен посвящать… чему? Есть и покупная любовь. Есть и измена. Ей ли этого не знать.
Есть и любовь настоящая.
— Откройте!.. Мадлен.
— О… добрый день. С чем пожаловали?
Не слишком-то любезно меня принимают.
— Где граф?
— Нельзя ли интересоваться повежливей?
— Где сейчас господин граф Анжуйский?
Невеста графа, рыбьи глаза, лошадиная морда, злобно смотрела на Мадлен из завитых на ночь буколек.
— А зачем вам это знать?
— Ему грозит опасность. Большая опасность.
Дохлая рыба. Ну, раскалывайся же. Говори.
— Он… он… он уехал в Венециа. На юг Эроп. Отдохнуть. Там уже начался карнавал. Там начинается раньше, чем у нас.
— Граф стал любитель карнавалов?.. Впрочем, он всегда любил попрыгать в масочках. Он ведь еще дитя.
— Что ему грозит? Попрошу от меня ничего не скрывать, Мадлен. Я волнуюсь.
Волнуешься ты, как же. Холоднокровная. Метелка. Мочалка.
— Смерть.
— Вы что!.. Спятили!..
Ага, побледнела. Ты сама знаешь, что граф ведет двойную жизнь. Играет в заговоры. Играет в прятки со смертью.
И когда-нибудь на нее нарвется.
Господи милосердный, зачем мне Куто?! Его пучеглазая невеста?! Его трясущаяся подагрическая мамаша?! Его семейство?! Она любит другого. Ей наплевать, кто, кого и когда из этих троих, играющих в дикие игры, будет убивать. Понарошку? Или по правде?! Пусть все они идут к черту.