В конце концов он отмучился. Инвалид попинал живой ногой установленное колесо и осклабился:
– Молодец, голуба. Щас поедем.
Однако после этого долго возился, укладывая в багажник домкрат, насос и колесо с пробитой камерой, тер руки ветошью и, кряхтя, жаловался на «горящие трубы»…
У Ф. появились тревожные мысли. Если бы он сам не нашел инвалида на задворках и не уговаривал его достаточно долго, то заподозрил бы ловушку – совсем как в триллерах для лоботомированных попкультурой. Но зачем кому-то заманивать Ф. в лес? Да и что с него возьмешь? «Кому ты нужен?» – сказала бы жена. При этом подразумевалось, что она-то нужна многим. Против природы не попрешь – мужчины ее хотели и обхаживали, как кобели суку в период течки. Если не все, то через одного. Лесбиянок тоже хватало. А течка у нее была круглый год…
Наконец инвалид завел свою колымагу, и они поехали дальше. После перенесенного стресса Ф. очень скоро захотел спать. Вероятно, поэтому он плохо рассмотрел два замшелых столба, торчавших по обе стороны дороги, словно обозначая въезд в некое темное царство. Между столбами была переброшена металлическая ферма, с которой свисали почти до самой земли какие-то вьющиеся растения. Машина промчалась сквозь них, легко пробив эфемерный занавес. Только гниющие стебли мазнули по лобовому стеклу – и все. Но, как говорится, «осадочек остался».
– Что это? – спросил Ф., зевая.
– А, ворота когда-то были, – нехотя отозвался инвалид. – Самосвал снес.
– Давно?
– Да уж лет десять будя.
– Чего ж снес? Ворот не заметил, что ли?
– Может, тикал от кого…
Эта тема явно не вызывала у инвалида энтузиазма. Ф. оставил его в покое. Ему показалось, что растения заплели какие-то буквы, установленные на ферме. А столбы выглядели чересчур старыми, покрытыми следами эрозии вековыми колоннами, к которым когда-то по недоразумению приделали чугунные решетки. Но и сами решетки, торчавшие теперь из кювета, не красились лет пятьдесят.
«К черту!» – решил Ф. У него хватало своих проблем, чтобы вдобавок ломать голову над местными причудами. Спустя пять минут он снова боролся с дремотой и старался держать глаза открытыми, чтобы вовремя вмешаться, если водителю вздумается отмочить еще какой-нибудь номер. Но инвалид, похоже, и сам был ошарашен тем, что едва не отправился в мир иной, и вел себя тихо.
Жена тоже помалкивала. Наверное, проклинала себя за то, что выдала свою слабость, оказалась не на высоте. Потеряла лицо. Ф. чувствовал удовлетворение всякий раз, когда с нее слетала маска фальши, ставшей второй натурой. Вернее, первой… Дочка забавлялась с куклой и стала тихонько напевать какую-то песенку. Идиллия. Все делали вид, что ничего не случилось.
Справа проплыла заброшенная бензоколонка. Забор позади нее был искорежен наступавшим лесом. Сама дорога превратилась в две разбитые колеи с остатками асфальта и густой порослью сорняка.
– Куда ты нас привез, дядя? – спросил Ф., стряхивая сонную одурь. Ни одной тачки за два часа – это уж слишком. И если не обманывать себя, то холодок в груди – отнюдь не вечерний воздух, который периодически вдыхаешь. Холодок в груди означал зарождавшийся страх.
– Не боись. Я тутошние места знаю. Доставлю в лучшем виде… Во дела: кажный год дорогу наново стелют, а все одно такая, будто тридцать лет минуло!..
– Хватит болтать. Поворачивай обратно! – потребовал Ф., до которого дошло, что они вляпались во что-то нехорошее. Во всяком случае, не в лечебную грязь, как было обещано в рекламном проспекте пансионата. Пока смердило не очень сильно и был шанс выбраться, запачкав только ноги. Кроме того, Ф. беспокоился не столько о себе, сколько о ребенке.
– Спокуха, паря! Приехали! – тут же объявил инвалид с нескрываемым торжеством.
Впереди действительно внезапно блеснул свет. Лес отступил; машина выскочила на возвышенность, и с нее открылся отличный вид на облагороженный ландшафт, залитый мягким электрическим сиянием, которое превосходило по яркости розоватую увядающую корону закатывающегося солнца.
– Ух ты! – восторженно взвизгнула дочка.
Ф. и сам вдруг ощутил почти детскую радость. Как будто увидел сказочную страну, где все мирно и прекрасно, а идеальные люди любят друг друга, живут долго и счастливо, и семейные пары умирают в один день. Это не было миражем в физическом смысле – разве что миражем воображения. И хотя
Ф. был уверен, что при ближайшем рассмотрении все окажется совсем иным, очень хотелось продлить очарование момента.
…Все разительно менялось за некоей неуловимой границей. Широкая лента идеальной дороги плавно спускалась в огромную чашу, окруженную лесом. Благодаря террасам, разбитым на склонах, территория пансионата была похожа издали на огромный амфитеатр. Густые деревья дарили тень в летний зной и укрывали от дождя в ненастье (да и возможно ли в этом волшебном краю ненастье?!). Красивые белые дома утопали в цветах. Газоны с густой травой казались коврами, расстеленными в ожидании беззаботно играющих босоногих принцесс. От одного светящегося острова к другому были протянуты гирлянды фонариков – целый архипелаг огоньков, разделенных фиолетово-лиловым океаном сумерек. Листва отбрасывала колеблющиеся леопардовые тени. Белеющие дорожки уводили в бархатную темноту, туда, где грезили статуи и беседки предоставляли влюбленным уютные уголки, а уставшим – вожделенный покой. На противоположном склоне мерцали ажурные и загадочные конструкции парка аттракционов. Легкий туман плыл над бассейнами и озерами – резервуарами таинственной изумрудной прохлады, хранившей сны и русалочьи фантазии. Волшебство тихого летнего вечера преобразило природу. И еще была слышна музыка, несмолкающая и самая естественная на свете музыка – умиротворяющий шелест целого хора сверчков…
Внезапно инвалид остановил колымагу.
– Тут и разбежимся. Покедова, ребята! До места пешком дотопаете.
– Ты что, мужик? Смотри, какая дорога! Песня, а не дорога! – увещевал повеселевший Ф.
– Знак видал? Проезд только для машин персонала. А я не персонал, понял?
– Кто ж тебя накажет, родной? Триста метров осталось; не выделывайся!
– Не-не-не, – замотал головой водитель. – Дальше не поеду, клянусь протезом!.. Слушай, друг, может, все-таки стакан нальешь, шоб я сухой не вертался?
– Я бы тебе налил, но с собой – ничего. Кефир будешь? Четыре градуса все-таки…
Инвалид ответил злобным взглядом, решив, что над ним издеваются. Ф. не стал больше уговаривать. Вылез из машины и вытащил сумки. Затем взял дочку на руки и молча пошел в сторону пансионата.
Разозленный инвалид подергал рычаг переключения скоростей и сдал назад. Уже развернувшись, он высунулся из окна и закричал вслед Ф.:
– Шоб ты сам кефир хлебал, когда захочешь зенки залить! А скоро захочешь – это я тебе обещаю!
После чего тотчас же дал газу и растворился в вонючем облаке.