Откуда ни возьмись, к калитке подбежал какой-то мужчина и, схвативши рябого за грудки, начал трясти его с криком:

— Ты что, мразь, делаешь? Как ты, мразь, смеешь руку на женщину поднимать?!

Детина вывернулся, размахнулся, но нежданный защитник успел присесть, а потом что есть мочи хватил мужика кулаком под дых. Тот, спьяну не удержавшись, рухнул на вымощенную плиткой дорожку.

Со стороны поля, что за сараями, на весь этот крик да шум, точно разъяренная кобылица, неслась рыжая кудлатая женщина в сбившемся набок платке. Она во весь опор подлетела к бочке с водой, стоящей у крыльца, зачерпнула пригоршню и выплеснула воду прямо рябому в лицо. Тот зафыркал, отплевываясь:

— Д-дура, ну ты чего, ты чего!

— Скотина подлючая! Опять Петьку бьешь! Сил моих нет, всю кровушку выпил! — кричала женщина, затаскивая мычащего и упирающегося мужика в дом. — Я те за Петьку голову проломлю! — было последнее, что донеслось до слуха участников этой сцены, оставшихся за калиткой.

Плачущая навзрыд Веточка обнимала маму, которая одной рукой гладила дочку по голове, а другой растирала ушибленное плечо и растерянно улыбалась своему незнакомому заступнику.

— Спасибо вам! Но не стоило, я и сама бы с ним справилась.

Он ничего не успел ей ответить — на дороге послышался быстрый топоток легких ног, и на шею ошеломленному Сергею, — конечно, это был он, — кинулась запыхавшаяся белокурая девчонка-подросток.

— Папа! Папочка!

Из ее сумки высовывалась голова игрушечного Буратино.

Глава 6
Союз четырех

— Манюня! — Сергей Алексеевич, веря и не веря своим глазам, прижимался губами к теплой золотистой макушке своей девочки. Мир вокруг на миг перестал для него существовать — весь он сосредоточился в этом родном существе с сияющими светло-карими глазами.

— Пап, а ты молодец! Как ты его: раз — и готово!

— Машка! Доченька! — он осторожно опустил ее наземь, — как же ты здесь оказалась? Тебя, что, одну отпустили?

— Да нет же, пап! — довольная произведенным эффектом рассказывала Манюня. — Просто мама уехала отдыхать, а меня оставила с тетей Галей. А я и придумала, что мы втроем с подружками едем к Даше на дачу, — ну, ты помнишь Дашу, — так вот… В общем, заморочила тете Гале голову… мне еще тетя Оля в этом здорово помогла.

— Так, выходит, вы на пару с моей сестрицей Галину Ивановну обманули?

— Ага, — весело согласилась Манюня, — на пару! Она мне подробненько описала, как к тебе ехать, и вот… — она сделала реверанс, — к вашим услугам! На целый месяц, пап! — девчонка снова ринулась к отцу на шею, не выпуская сумку с Буратино из рук.

— Да, как же Ольга одну-то тебя отпустила, а?

— Понимаешь, па, — Маша лукаво потупилась, — мы с ней договорились, что они с дядей Витей отвезут меня к тебе на машине в субботу, но я решила до субботы не ждать… Чего там! На электричке, что ли, не ездила? Я уж большая, скоро четырнадцать!

— Да, — Сережа внимательно оглядел свою стройную златовласку и покачал головой, — ты в самом деле совсем большая стала, Машка! Господи, какое счастье, что ты тут! Только вот взрослых не надо было обманывать. Маш, да погоди ты, — одернул он дочь, принявшуюся вихляться и танцевать вокруг него, — должны же мы, наконец, познакомиться.

Эти слова обращались к Вере, которая все это время пыталась пригладить волосы и заколоть на макушке — ее заколка расстегнулась во время падения и отлетела в сторону.

А Веточка… Она впервые столкнулась с таким открытым, звериным проявлением злобы. Боль оглушила ее, и она застыла на месте, глядя в одну точку невидящими глазами.

Все произошло так быстро, а эмоциональный накал событий, как радостных, так и печальных был так велик, что все участники этой сцены на деревенской улице ощущали себя как во сне. Все, кроме Манюни. Она порхала возле отца, оглядывая тех, к кому он пришел на помощь.

— Как вы? — Сергей Алексеевич высвободился наконец из Машкиных цепких лапок, — та снова принялась его тормошить. — С вами все в порядке? — теперь он с тревогой глядел на незнакомок, угадывая верным глазом врача, что девочке помощь, похоже, нужна больше, чем ее маме.

— Спасибо вам, — Вера уже окончательно пришла в себя. — И все же вы зря так рисковали. Надо же… — она улыбнулась, — вот не думала, что в Подмосковье встречаются странствующие рыцари.

— А они повсюду встречаются, как и чудеса, правда, пап? — Манюня с восторгом взглянула на своего отца, которого впервые в жизни назвали рыцарем.

— Давайте знакомиться. Я — Вера, а это моя дочь Вероника, — Вера протянула Сергею руку, которую тот во внезапном порыве поцеловал.

— Сергей. И Манюня, — как вы уже догадались, моя дочь. Врушка, хулиганка и путешественница!

— Теперь мы знакомы, — констатировала Манюня. — Давайте дружить!

Вера слабо улыбнулась — ее беспокоила Веточка. Она так и стояла, не сдвинувшись с места и глядя куда-то вдаль, поверх перелеска.

Манюня, недолго думая, подошла к незнакомой девочке и взяла ее за руку.

— Ты мне покажешь окрестности? Я тут в первый раз. А давайте завтра все вместе в лес пойдем? — ее переполняла жажда деятельности. — И Маша, приобнявши Ветку за плечи, слегка встряхнула ее и спросила, заглядывая в глаза: — А тут купаются? Есть тут пруд? А то я купальник взяла. Я правда плаваю как топорик, но, может, ты мне поможешь, научишь меня?

При этих словах Ветка еле заметно вздрогнула и провела ладонями по лицу, будто очнувшись.

— Пруд? — она обвела окружающих рассеянным взором. — Есть. Около нашего дома в лесу.

— Вот и чудненько! Правда чудесно, па? Может, мы туда — прямо сейчас, а то печет ужас как!

— Не выдумывай, сначала мы все выпьем чаю. Вера, ведь вы не откажетесь? Нам всем надо немного прийти в себя. А у сестры на даче такая сирень… Душу лечит. Пойдемте к нам! Ну, решайтесь. Это недалеко, вон за теми заборами.

Вера нерешительно поглядела на Веточку и, встретив ее умоляющий взгляд, согласилась.

— Что ж, пойдемте.

У самого выхода за околицу над забором склонилась душистая кружевная черемуха. С грустью осыпала она на дорогу свои невесомые лепестки. Вера сорвала два пушистых соцветия, одно приладила к волосам дочери, а другое отдала Маше. И сказала задумчиво:

— Словно снег живой… Надо же — и рядом такое. — Обернулась к деревенскому дому, встретившему их так враждебно. — Знаете, — она обратилась к Сереже, — так жаль! У них там где-то чудесные журналы хранятся. Старинные. Этот тип их сжечь сначала хотел, но мы попросили нам отдать, и он отдал. Неделю назад. Там в них письмо одно было… — неожиданно для себя она рассказала им о письме. — Наверняка в этом доме другие журналы есть. Может, и другие письма той женщины. Только теперь уж нам до них не добраться — я туда ни ногой…