- Придите ко мне! Восстаньте! Идите же, дети мои! Поднимитесь! Поднимитесь! Поднимитесь!
И мертвые в земле услышали его призыв - и заворочались.
Тела, так долго пролежавшие под землей, что пробравшиеся в тесноту их последнего обиталища личинки и черви успели источить их плоть, с треском расцепили сплетенные костлявые пальцы, разорвали ткань своих саванов и раскололи крышки гробов. В братских могилах недавние жертвы чумы вздохнули и содрогнулись в агонии возвращения жизни в их воскресшие трупы. Болезнь, похитившая их души, изглодавшая плоть и остановившая сердца, не сумела превозмочь зов повелителя вампиров. В укромных уголках провинции, забытые всеми, кроме убийц, оставивших их там, в грязи неосвященных могил, укрытых в лесах, в полях, в придорожных канавах, неуспокоенные мертвецы зашевелились, вздыбливая землю, переживая медленное болезненное возрождение.
И внизу, в главном зале замка Дракенхоф, мертвые тела вновь ожили, души их отвергли вечный покой, магия фон Карстена возвращала их к жизни безмозглыми зомби - всех, за исключением одного.
Джона Скеллана.
Он почувствовал на своем языке кровь вампира, смешавшуюся с его собственной, и ощутил болезненную потребность в пище, обжигающий голод, связанный с проклятием, и внезапно с ужасом осознал, что сделал с ним Познер. Скеллан понял, кем он стал и какая в этом заключена трагедия: у него украли последнее, величайшее умиротворение. Он не воссоединится с Лизбет - ни в этой жизни, ни в следующей.
Мучительный крик Скеллана разорвал ночь надвое.
Сильвания. Зима, 2010
Стефан Фишер бежал, спасая свою жизнь. Он шатался, спотыкался, но заставлял себя бежать дальше. Его терзал голод. Иногда ему везло, и он питался мясом огромной крысы или длинноносого тапира, иногда он ел корни растений, на которых не было ни фруктов, ни ягод. В худшие дни он бежал с пустым желудком.
После трех недель бегства пошел снег. Нежные снежинки поначалу не успевали покрыть землю, но холода брали свое, и снег перестал таять на лету. Надвигалась зима.
Зима, которая убьет Фишера, если он не найдет тепло и пристанище. Пары корешков и жука недостаточно, чтобы поддерживать жизнь. А ведь это было все, чего он хотел: остаться в живых.
Он пробирался на запад, в болотистые земли Черного торфяника, и замок Ванхальденшлоссе чернел вдалеке когтистой лапой выходца с того света. Мошки и москиты, не страшащиеся холодов, кружились над ним днем и ночью, кусали его и сосали кровь. На место каждого прихлопнутого им насекомого прилетали десять других, занимая очередь за свежатинкой.
Передышку он получал лишь ночами, если удавалось разжечь костер, - дым отгонял кровососов.
Под покровом ночи он украл в маленьком поселении на окраине топей рыбачью лодку и последние три дня медленно вел хлипкое суденышко сквозь камыши и тростник. Вот уже два дня он ничего не ел. От голода кружилась голова и мутились мысли. В бреду он обрывочно вспоминал Гехаймниснахт, маскарад, нарядных людей в костяных масках и кровавую бойню. Все это походило на кошмарный сон, но после Гехаймниснахт каждая минута каждого дня стала для него частью нескончаемого кошмара.
Он знал лишь, что должен бежать из Сильвании. Должен вернуться в Империю и предупредить людей, раскрыть им истинное лицо фон Карстена.
Не то чтобы он ожидал, что кто-нибудь поверит ему…
Мертвецы, поднимающиеся из могил, граф и его приспешники, собирающие под свои знамена армию проклятых. Кто в здравом уме поверит в такое? Он сам едва верил себе, а ведь он пережил все это. Чудовищные события все еще были свежи в памяти - и воспоминания эти никогда не потускнеют. Жгучие образы смерти и разрушения вечно будут стоять у него перед глазами.
Фишер, спотыкаясь, спускался по узкой лестнице, сердце бешено колотилось в его грудной клетке. Скеллан был мертв. Это… это… существо перебросило его труп через перила балкона. Тотентанц был ловушкой, и смерть Скеллана послужила толчком к буйству щелкающих челюстей. Он, шатаясь, почти выпал с лестницы в зал, и на руки ему рухнула женщина, все еще сжимающая свою костяную маску. Горло ее было разорвано, кровь из зияющей раны хлестала на ее платье. Так она и умерла у него на руках, замарав его кровью с ног до головы. Огромный зал был объят хаосом. Люди кричали, метались, умирали. Вампиры погрузились в безумие насыщения. Спасение было невозможно. Каждого, кто устремлялся к выходу, нагонял и загрызал один из вампиров фон Карстена. Фишеру предстояло умереть здесь, в этом чуждом ему месте, умереть неоплаканным, превратившись в корм для вампиров. Он побрел вперед. Мертвое тело женщины само избавило его от своей тяжести, соскользнув на пол. Вокруг гибли люди. Бежать было некуда. Прятаться негде.
Что-то ударило его в спину, сбив с ног. Фишер растянулся на полу, раскинув руки в тщетной попытке предотвратить падение, и приземлился в кровавое месиво вывороченных внутренностей. Лицо обдала волна еще теплой крови. Крики были невыносимы. Он натянул на себя скользкое от крови тело мертвеца и скорчился под выпотрошенным трупом, слепо уставившись в потолок и лихорадочно молясь, чтобы вампиры его не заметили. Его мучительно тошнило от омерзительною запаха смерти. Отчаянно хотелось вдохнуть полной грудью, но он мог делать лишь маленькие глотки воздуха с кислым привкусом меди. Он едва сдерживался, чтобы не закричать от отвращения. Брызги крови краснели на всем окружающем. Ярость насыщения не ослабевала, вампиры играли с последними несчастными, перебрасывая их друг другу, надкусывая и отталкивая, пока не устали от забавы и не разорвали своим жертвам глотки, осушив их тела до последней капли и отбросив, точно тряпичных кукол.
Потом, после того как фон Карстен покинул зал, вампиры прошлись по комнате, срывая с тел безделушки и драгоценности и обсуждая трофеи. Фишеру повезло - они не искали выживших. Насытившихся вампиров интересовали теперь золото и бриллианты. На нем ничего такого не было, поэтому его не тронули. Опустившаяся на зал тишина длилась недолго. По прошествии нескольких томительных минут она сменилась раскатами грома и шумом дождя, хлещущего по окнам. Снаружи разразилась гроза.
Фишер по-прежнему не шевелился, даже когда кошмарная сцена резни сменилась жутким воскресением и выпотрошенные, располосованные, окровавленные гости стали неуклюже подниматься, повинуясь неслышному зову. Он увидел, как среди трупов выросла фигура Скеллана, как руки товарища потянулись к ране на шее - укусу Познера. Подражая мертвецам, Фишер судорожными рывками встал на ноги. Ему отчаянно хотелось броситься к другу - на миг Стефану показалось, что это действительно Джон Скеллан, что он каким-то образом выжил в бойне, ведь остальные бродили по залу, точно пустоголовые зомби, а Скеллан, казалось, думал, вспоминал, что произошло. Но тут он закричал, и крик этот не был человеческим. Это последние остатки человеческого испарялись из новоявленного вампира. Слезы покатились по щекам Фишера - он навсегда прощался со своим другом. Пробираясь сквозь толпу неуклюжих трупов, сталкивающихся друг с другом, пытавшихся вернуть контроль над своими конечностями, Фишер подобрался к бархатной портьере и скользнул за нее, двигаясь так же тихо, как и пропащие души, которые он только что покинул. Никто не преследовал его. Он прокрался на кухню и спустился в погреба. Когда Фишер выбрался на свежий воздух, дождь мгновенно промочил его насквозь и смыл кровь с его лица. Он побрел во тьму в поисках выхода.