Скеллан пнул Фишера.
- Вставай, дружище. Пора умереть, как мужчина.- На зубах Скеллана краснела чужая кровь, в провалах глаз бурлила кипящая смола злобы.
- Ты больше не мой друг.
- Как знаешь. Поднимайся. Нет у меня терпения на трусов, а ты весь пропах страхом, Фишер. Ты им просто воняешь. Давай вставай.
Фишер попытался исполнить приказ, а Скеллан «помог» бывшему другу безжалостным пинком, так что тот поцеловал пропитанную кровью грязь. Человек снова уперся руками в землю, и снова удар вампира лишил его равновесия. Он лежал в грязи, полностью истощенный. Ему не хотелось шевелиться. Звуки битвы доносились до него приглушенно, все вокруг потеряло четкость; все его чувства сосредоточились в пространстве между ним и Скелланом, отодвинув куда-то далеко стоны умирающих, шум дождя, вой нежити и свист чудовищного меча фон Карстена.
- Значит, вот как все закончится? - Фишер посмотрел на Скеллана снизу вверх.
Вампир убрал меч в ножны и протянул руку.
- Не обязательно. Прими мою руку. Присоединись к нам. У нас всегда найдется место для доброго человека. Кровавый поцелуй освободит тебя, поверь. Я стал совсем другим. Прежде вся моя жизнь была поглощена жалким мщением. Познер освободил меня от этих оков и от страха перед смертью. Теперь в моих жилах вместо крови течет сила смерти. Слабость исчезла. Во мне нет ни жалости, ни сострадания, ни вшивого милосердия. Я - вампир. Я бессмертен, чего мне теперь бояться? Это дар. Величайший дар.
- Нет. Ты сам себе не веришь. Это проклятие, и ты это знаешь. Это так отвратительно, что даже природа отвергает твое отражение. И ты, Скеллан, забыл в своей новой самоуверенности, что можешь умереть. Очень даже можешь. Как Айгнер. Помнишь его? Помнишь человека, убившего Лизбет? Помнишь, каким он был монстром? Ты сейчас такой же. Ну, и как ты себя чувствуешь? Ты не спалил тварь, ты стал тварью.
- Он был слаб.
- Он был достаточно силен, чтобы уничтожить все, что ты любил.
- А разве любовь не слабость? - Скеллан оскалился, обнажив острые как бритвы клыки. Черты его лица исказились, сжигаемые звериной яростью. - Я не тот человек, каким был. Я - гораздо больше. Я бессмертен. Я буду здесь, когда ты превратишься в прах. Я увижу взлет и падение империй. Я бессмертен.
Внезапно Фишер осознал, что капли дождя, бьющие его по лицу, могут быть последним, что он чувствует на этом свете. Он вскинул голову навстречу струям, наслаждаясь ощущением, и только потом ответил Скеллану:
- Это ты так говоришь, но при этом ты забываешь, что на самом деле существует сколько угодно способов навсегда отправить тебя на тот свет, и ты будешь обречен на вечные муки в царстве смерти, так что цепляйся за свою нежизнь, Джон Скеллан, живи в страхе перед последним ужасным правосудием.
Он вытащил из-под рубахи серебряный медальон, который подарила ему Лейна в их первую брачную ночь: молот Сигмара.
Скеллана передернуло, его полузвериную морду исказило крайнее отвращение.
- Ты и твой жалкий Богочеловек! - выплюнул он. - Оставайся мясом, придурок! Ты для нас всего лишь скот.- Он повел рукой, указывая на поле боя.- Ты часть нашего стада, Фишер. Тебя зачали лишь для одной цели: чтобы мы смогли съесть тебя.
Кулак Фишера сомкнулся на серебряной безделушке.
- Тогда ешь, друг. Ты будешь не первым. Черт, и даже не самым симпатичным. Пей! Вот моя глотка! Пей, дьявол тебя побери! Пей!
- Чего ты ждешь? - с любопытством спросил Герман Познер.
Он подошел к паре так тихо, что они даже не заметили. Вампир передвигался по полю битвы, точно призрак. Сражение угасало. Над головой Познера висел горбатый полумесяц луны. Не оборачиваясь, Познер вонзил один из своих клинков в грудь Бернгольца, подкравшегося сзади с занесенным для смертельного удара мечом. Он сделал это совершенно хладнокровно. Познер даже не взглянул в расширившиеся глаза умирающего, не посмотрел, как пузырящаяся кровь хлынула из его рта. Меч выскользнул из пальцев солдата и упал в лужу грязи и крови. Человек умер еще до того, как погрузился в слякоть.
- Ну? Он же мясо. Жри, парень. Не стоит бросаться доброй едой. Неужто твоя мать ничему тебя не научила?
Скеллан не успел ответить - над Эссенским бродом заметались крики: силы Оттилии были разбиты, зомби победили, а до того, как над обагренной кровью землей зарозовеет заря и мертвецы вновь провалятся в свой ад, оставались еще долгие часы. Все было кончено.
Отряд Познера шагал по полю среди живых и мертвых, неся весть: графу вампиров нужны выжившие.
Все выжившие.
Скеллан рывком поставил Фишера на ноги и толчками полупогнал, полуповолок его к палаткам, где в стороне от основной резни собирались мертвецы. Фишер спотыкался и оскальзывался в грязи. Он был не один. Выживших - которых оказалось чертовски мало - сгоняли, как скот, к шатру фон Карстена. Он увидел Шлиффена, избитого, сломленного, плетущегося с поникшей головой к палаткам, и Баумана, раненого, истекающего кровью, но непокоренного, гордо шагающего под конвоем двух вампиров, которые подгоняли его тычками копий с окровавленными наконечниками. Вампирам тоже досталось: лицо одного было обезображено ударом Баумана, выбившим врагу глаз и раздробившим нос, а второй потерял половину челюсти - боец едва не расколол его череп надвое.
Над павшими скрючились бесчисленные фигуры. Фишер знал, что это кормятся упыри. Обычно выжившие собирают после боя тела погибших, чтобы похоронить их, но только не в этот раз. Мертвецы Эссенского брода пополнят ряды чудовищной армии графа вампиров.
Они потеряли больше, чем свою жизнь.
Они потеряли свою смерть.
Эссенский брод. Сильвания Зима, 2010
Фон Карстен шагал вдоль шеренги пленных. Он шел медленно, пристально изучая каждого в ряду. В двух шагах за ним семенил Ганс. Возбужденный кровопролитием и победой, он чувствовал себя одним из них. Бессмертным. Вечным. Трепет триумфа пульсировал в его венах, жизненная энергия переполняла тело. Он жив. В первый раз за многие годы он ощущал это. Он был перегружен впечатлениями и воспринимал весь мир разом: дождь на лице, острый медный привкус крови и грязи в воздухе, внезапную насыщенность и четкость цветов, бесконечные оттенки зеленого и коричневого - все это навалилось на него одним мощным жизнеутверждающим порывом. И тогда он осознал, что у него куда больше общего со скотом, выстроенным фон Карстеном для осмотра, чем с графом вампиров и его адскими подданными. Он - человек. А человечность - слабость.
Ганс вглядывался в лица стоящих плечом к плечу людей. Из пленных вышибли дух сопротивления, и в их пустых тусклых глазах читалась лишь покорность.
Они - мясо. Корм для зверей.
- Ты, - произнес фон Карстен. - Это твои люди, да?