Амеба замолчала. Издала смешок.

– Нас манят сладкие пряники небес – абсолютная безопасность, вечная жизнь, великие знания. Надо лишь сделать шаг, от разума – выше! Но мы не хотим терять свой покой. Мы подозреваем, и не без оснований, что над-разум принесет нам новые горести, как разум когда-то принес тоску и страдания. И, копошась на поверхности грязных шариков-планет, оперируя лишь своим несовершенным разумом, мы пытаемся вырастить райское Древо Познания. Получить все, не обретая нового. Стать богами, оставаясь людьми. И тогда то, что стоит над нами, прячет пряники и берет кнут. И горит небо, и кипят океаны, и разума становится слишком мало, чтобы обеспечить выживание… За что ваш Бог покарал человечество потопом? За дерзость? Нет, за остановку! За пренебрежение полученным разумом, за торжествующий рассудок. За попытку остаться разумными животными. Подарки богов нельзя отвергать, Мартин! И если разум вновь построил себе уютную норку и решил остановиться – жди беды. Мы обречены бежать выше и выше, из грязи – в небо.

– Но… ключники… – начал Мартин.

– Ключники, как бы привлекательны ни были их дары, искушают нас остановиться. Дают разумным то, что должно принадлежать над-разуму: контроль над пространством, над сознанием, над жизнью и смертью. Как существо разумное, чувствующее себя комфортно и самодостаточно, я был бы рад принять дары ключников и прекратить развитие. Но как к этому отнесется над-разум? Поманит ли нас новыми пряниками, ради которых мы отвергнем дары ключников? Или вновь достанет кнут?

Амеба поднялась, встряхнулась, будто мокрый пес. Сказала:

– Вот и все наши претензии к ключникам, несущим галактике мир и процветание. Очень надуманные и необоснованные претензии. Но мы готовы рискнуть и навестить ключников в их доме.

Мартин еще посидел, следя за гротескной фигурой, с немыслимой грацией уходящей вдаль. У вздыбленной стены воды амеба выпустила ложноручку, помахала ему – и нырнула в синюю субстанцию. Уже стемнело, и беззариец почти сразу исчез из виду.

– Пряник и кнут, – пробормотал Мартин. – Почему всегда такой скучный выбор? Я не люблю сладкого.

Он спрятал в карман фляжку коньяка и вошел в деревянную пирамиду. Переплетение лестниц – винтовых, вертикальных стремянок, пандусов и самых обычных – вело на второй этаж, превращая первый не то в декорации к телеигре, не то в выставку достижений лестницестроения. Мартин поднялся на второй этаж по наклонному пандусу, помялся у входа в отведенную ему каморку – мягкий матрас, набитый сушеными водорослями, лежал прямо на полу, рядом – стопка из трех одеял, кувшин с водой и мягко светящийся стеклянный шар – централизованного освещения в пирамиде не было. Дверей внутри пирамиды тоже не водилось, вход в каморку закрывало еще одно одеяло, повешенное на притолоке.

Мартин вдруг почувствовал, как ему одиноко.

И подошел к входу во вторую комнатенку. Из-под одеяла-занавеси пробивался свет – наверное, Ирочка Полушкина еще не спала.

Произнести «можно?» было бы самой глупой вещью на свете, и Мартин лишь кашлянул.

– Я не сплю, – тихо ответила Ирина из-за полога.

Когда он вошел, она добавила:

– Я тебя ждала.

Девушка сидела на постели, закутавшись в одеяло. Мартин сел рядом на пол, достал из кармана фляжку:

– Будешь?

Ирина кивнула.

– Я лечу с тобой, – сказал Мартин, когда она сделала глоток. – У меня всего одна жизнь, и она мне нравится. Но я полечу с тобой, потому что есть вещи большие, чем жизнь.

Ирина молча смотрела на него, куталась в одеяло. Неожиданно и очень ясно Мартин понял, что под одеялом Ирочка совершенно обнажена. И вовсе не потому, что любит спать нагишом на голом матрасе.

– Иди ко мне, – тихо сказала девушка.

Мартин все же нашел в себе силы повторить:

– Я лечу с тобой. Вовсе не нужно…

– Дурак, – сказала Ирина и потянулась к нему. На ее губах еще остался вкус коньяка. Одеяло скользнуло вниз. Несколько мгновений Мартина преследовало навязчивое видение первой Ирочки Полушкиной – обнаженного тела, погружающегося в воду канала, и образ четвертой Ирины – нагой, коленопреклоненной перед служителями ТайГеддара…

Но это тело было живым и жаждущим жизни – не меньше, чем Мартин.

И смерти не было вовсе.

4

Разумеется, Мартину не доводилось бывать в космосе. Посетив семь десятков планет, встретив на своем пути сотню разумных рас, он никогда не прибегал к столь старомодному способу передвижения. Суборбитальный полет на Аранке был максимальным приближением к выходу в космос.

В детстве, как любой книжный ребенок из интеллигентной семьи, Мартин зачитывался книжками о космонавтике – большей частью переводными, американскими, но иногда попадались и книги отечественных авторов. Из них Мартин узнал, что первым человеком в космосе был Юрий Гагарин, что первый спутник тоже запустили в России – пусть и имевшей тогда другое название. Пару раз ему даже удавалось переспорить одноклассников, уверенных, что первым в космос полетел Нейл Армстронг, причем сразу на Луну и на шаттле.

Но космонавтом стать Мартин не мечтал. Ребенок он был хоть и книжный, но вдумчивый, что такое современная русская космонавтика – понимал и возить на орбиту грузы для самодовольных американцев не собирался. Так что неожиданная перспектива отправиться на орбиту его вовсе не радовала.

Тем более что космический корабль беззарийцев разительно отличался от земных ракет. Это была такая же кисельная платформа, как и местный транспорт, только куда большего размера – метров двадцать диаметром и метров десять толщиной. Под небольшим куполом в центре диска имелись места для экипажа – два углубления в полу по форме человеческих тел и два глубоких колодца, в которые «затекали» беззарийцы.

– Это Петенька, – представил Павлик второго члена экипажа со стороны Беззара. – Он еще очень юн, но обладает замечательной структурой синего лабиринта, обеспечивающей огромную скорость обработки информации.

Юный Петенька – прозрачный бурдюк ростом метра полтора – сконфуженно произнес:

– Сочту за честь работать с вами.

Мартин уже привычно пожал прохладную ложноручку.

– Петенька – очень удачный отпрыск руководителя нашего проекта, Андрюшки, – сказал Павлик. – Андрюшка сам хотел возглавить полет, но его деятельность слишком важна, чтобы ею рисковать. Тогда он отпочковал Петеньку и лично воспитал его в подобающем первопроходцу духе. Не правда ли, замечательный выход из положения?

Он заливисто рассмеялся. Что-то странное чудилось Мартину в поведении Павлика, торопливая говорливость и слишком бурные эмоции… будь перед ним человек, а не амеба, можно было бы заподозрить изрядную дозу горячительного.

– А вы умеете делиться своей памятью с отпрысками? – поинтересовался Мартин, вспоминая дио-дао.