– Но все-таки куда-то пропала флеш-карта, – сказал Артём. – И Петренко был очень расстроен тем, что узнал от своего прошлого воплощения.
Крылов только улыбнулся. Пихнул Артёма в бок. Сказал:
– Ну так ты поищи. Дело нужное. Только давно уплыла эта флешка в канализацию. А Петренко небось узнал что-то неприятное о своей прошлой жизни. Пунктик у него был по этому поводу.
– Ты начальник, тебе видней, – пробормотал Артём. – Но я бы на твоем месте не зацикливался на одной версии.
– Вот потому ты и не на моем месте, – добродушно сказал Крылов. – Ладно, сыщик. Бывай.
– Удачи, – кивнул Артём.
Он постоял, ожидая, пока Крылов сядет в машину и уедет. Посмотрел на здание Бауманки, вздохнул и направился к главному входу.
Звонок застал его на ступеньках. Артём посмотрел на дисплей трубки, отошел в сторону, присел на каменные перила.
– Да, Таня.
– Артём? – Голос был каким-то придавленным, вялым, будто вчера Татьяна наглоталась снотворного. Скорее всего, так оно и было. – Артём, мне позвонили из полиции…
– Я знаю. Сказали, что задержали подозреваемого.
– Сказали, что арестовали убийцу… Сказали, что это Сергей Светов…
– Идиоты, – сказал Артём. – Им потребуется два-три дня, чтобы убедиться в своей ошибке.
– Вы не верите, что это он?
– Нет, конечно. А вы?
– Светов… нет, он не мог. Не мог стрелять в Ивана.
– Вы хорошо с ним знакомы?
После короткой неловкой паузы Татьяна сказала:
– Мы были близки. Полгода. Потом я познакомилась с Иваном… Сережа нас и познакомил…
– Понимаю. Это не важно. Вы уверены, что Светов не стал бы убивать Ивана?
– Уверена. У него давно уже другая женщина. Обида… обида, наверное, осталась. Но из-за обиды не убивают.
– Ясно. Вы не волнуйтесь, Татьяна. Я еще перезвоню вам сегодня. Попозже.
Он спрятал трубку и двинулся к лифту. Факультет газодинамики располагался на восьмом этаже.
Профессора Агласова пришлось подождать. У него в кабинете сидели две молоденькие девчонки – не то преподаватели, не то аспирантки, получали какие-то наставления. Артём только заглянул, поздоровался и стал ждать в коридоре.
Наконец девчонки выпорхнули – перешептываясь и улыбаясь, а профессор громко позвал:
– Входите, молодой человек.
Артём зашел в кабинет, притворил за собой дверь. Здесь было прохладно – работал кондиционер, но пахло застарелым куревом, запах въелся в мебель, в книги, в сами стены кабинета.
– Петр Валентинович? Меня зовут Артём Камалов. Я частный детектив, провожу расследование в интересах Татьяны Деминой, вдовы Ивана. Вы сможете…
– Садитесь, садитесь. – Профессор Агласов указал на кресло. Он действительно был пожилым человеком, но еще крепким, широкоплечим, совершенно не придавленным возрастом. Наверное, в юности Агласов походил на Сергея Светова. – Нынче убийствами занимаются частные сыщики?
– Нет, конечно. – Артём уселся в кресло. – Я ищу флеш-карту из диктофона Ивана. Это в рамках закона.
Агласов улыбнулся:
– Понимаю. Искать убийцу вы не вправе, но вот искать карту… А на карте – изобличение убийцы?
– Полагаю, что да. – Артём кивнул. – Впрочем, карту уже искали, но не нашли. Но я полагаю, что если сумею поставить себя на место Петренко, то мне станет понятнее, куда он ее спрятал. Вы ведь были в хороших отношениях?
– В хороших, – согласился Агласов. Аккуратно собрал раскиданные по столу бумаги, сложил их стопкой, будто готовясь к долгому разговору. – Насколько это возможно при нашей разнице в возрасте и положении. Иван… он напоминал мне покойного друга. Я старался помочь ему… знаете, в науке одного таланта мало, надо еще уметь пробиться, растолкать локтями напористую бездарь, утвердить себя… Иван этого не умел.
– Вы уже знаете, что арестовали Сергея Светова?
Агласов кивнул.
– И ваше мнение?
– Абсурд, – сказал Агласов. – С чего бы ему убивать Ивана?
– Ну… личная неприязнь…
– Вы имеете в виду отношения между Световым и Деминой? – Профессор развел руками. – Знаете, это настолько романтично, что я не верю.
– Вот и я не верю, – кивнул Артём. – Но давайте вернемся к Ивану. Вы его неплохо знали. Представьте, что Иван решился в одиночку пройти Звезду Теслы. Ночь, пустой университет. Он выходит из транса, берет диктофон. Слушает запись. И узнает что-то шокирующее, что-то переворачивающее все его представления о жизни… Что это могло быть?
– Наследство? – спросил Агласов. – Самое вероятное, на мой взгляд… Я закурю, с вашего позволения.
– Тогда и я тоже, – согласился Артём.
Профессор подвинул простенькую стеклянную пепельницу на середину стола, достал сигареты. Предложил Артёму – тот отказался и достал свои.
– Я полагаю – наследство, – повторил Агласов.
– Проблемы с наследством – это мой хлеб, – кивнул Артём. – Но из-за них не убивают. Вот представьте, Иван узнал, что должен был получить огромную сумму денег… а ее, к примеру, получили вы. Он звонит вам и возмущенно спрашивает: «Где мои деньги?» Вы же не попрете после этого на восьмой этаж отстрельный механизм, не сядете в засаду?
– К счастью, молодой человек, – на лице Агласова не дрогнул ни единый мускул, – подобная ситуация даже теоретически невозможна. Я никогда не получал наследства – ни от инкарнации, ни от родителей. Вырос в детдоме, понимаете? Всего в жизни пришлось добиваться самому.
Артём кивнул:
– Я привел совершенно гипотетический пример. Собственно говоря, я веду речь о том, что убийство было совершено по гораздо более серьезной причине. Не из-за ревности. Не из-за денег… Извините.
Артём достал зазвонившую трубку.
– Простите, мне нужен Артём Камалов.
– Я слушаю.
– Это Киреев, Захар Киреев. Знаете, я тут заново обшарил аспирантскую… Флешка у меня! Она лежала в пустой вазочке, на дне! Что мне делать?
– Замечательно, – сказал Артём. – Просто замечательно! Вы ее не слушали?
– Нет пока… а надо?
– Берите диктофон и поднимайтесь в кабинет профессора Агласова. Я у него.
– Сейчас!
Артём спрятал трубку и довольно улыбнулся:
– Вот видите, как удачно! Флешка нашлась. Сейчас Захар Киреев ее принесет.
Агласов внимательно посмотрел на него. Несколько секунд помолчал, о чем-то размышляя. Потом улыбнулся:
– Как удачно нашлась…
– И не говорите, – поддакнул Артём.
– Я с удовольствием послушаю ее вместе с вами. Но вы продолжайте, продолжайте, молодой человек… Итак, если убийство было совершено не из-за денег и не из-за несчастной любви, то что же у нас остается?