– Который у тебя ночевал, – покорно объяснил Кирилл.
– Где ты?
– Далеко. Валя, я не могу вернуться. Меня, видно, выследили. Я еле убежал.
– Это за тобой гнались у детского сада?
– Да. Ты как узнал?
– Я все вокруг обегал, идиот…
– Все вы, «штурманы», ненормальные. Радовался бы, что одной заботой меньше.
– Ненормальные, – охотно согласился Валентин. – Давай я к тебе приеду. Что-нибудь придумаем, где тебя спрятать. Давай?
На мгновение Кирилл едва не поддался искушению. Это было бы так просто и правильно – согласиться на чью-то бескорыстную заботу, позволить спасать себя…
– Нет. Не могу, Валя.
– Почему?
– Это моя игра, – раздельно сказал Кирилл.
– Какая, к черту, игра?
– Я же еще ребенок, забыл?
– Ребеночек… – Веснин нервно рассмеялся. В трубке предупреждающе бибикнуло. – Кирилл, еще жетон есть?
– Нет.
– Звонил ты… другой. Сказал, что ждет тебя на Казанском вокзале, в десять, у справочного.
– Спасибо! Валя, я деньги тебе потом верну, ладно?
– Да забу…
Связь прервалась. Кирилл постоял, глядя на трубку.
Почему у него нет друга-убийцы? Спецназовца какого-нибудь. И чтобы он поверил… и помог.
Кирилл взглянул на простенькие электронные часы. 21:11. Метро рядом, он успеет.
И задаст Визитеру главный вопрос: может ли измениться уже случившееся, если они победят?
Если да, то он готов убивать.
* * *
Визирь достал из кармана попискивающий телефон, тронул клавишу. Машина шла так ровно, что не расплескался бы чай в чашке, гул мотора был почти не слышен.
– Да?
– Рашид?
Он узнал голос Романова не сразу. Тот, похоже, был изрядно пьян.
– Здравствуй, дорогой. Что-то срочное?
– А ты телевизор не смотришь, деп-путат?
Проигнорировав издевку в голосе Владимира, Визирь сухо ответил:
– Был очень тяжелый день, дорогой. Сам понимаешь, страна в кризисе.
– Да?!
– Смею тебя уверить. – Визирь приготовился отключить связь.
– Странное дело сегодня случилось, – словно почувствовав его движение, сказал Романов. – Нашли на одной даче дедка-профессора. Мертвого.
Визирь замер, ожидая продолжения.
– А рядом двух мужиков. Может, он их шлепнул, а потом сам застрелился, Рэмбо престарелый?.. Только вот кто потом пистолету ноги приделал? Ты еще кому-то поручил дело, шакал?!
– Проспись, – прерывая связь, ответил Визирь. Покачал головой. Придурок!
Болтать такие вещи по сотовому телефону! Как бы там ни гарантировали секретность, но…
И никому он не поручал устранить старика, тут должны были справиться и романовские прихвостни. Кретин. Пьяная русская сволочь. Не зря старики говорят: «Подружился с русским – жди беды…» Но не из Узбекистана же творить Великую Страну!
Не мог этот кабинетный червь шлепнуть двух мужиков. А если бы шлепнул, то не стал бы сам стреляться. Они, интеллигенты, лишь на словах такие чувствительные.
Значит, кто-то другой из Посланников вмешался в акцию.
Девчонка и вояка утром были в Сасове. Писатель ехал поездом, ему еще около полутора суток телепаться. Пацан? Чушь…
Визирь заерзал на просторном сиденье.
Может быть, Посланник Знания пошел по его пути? Решил, что стоит устранить прототипа?
Абсолютно не в его характере…
Какой уже раз они сходились в этой безжалостной схватке, и чьи-то линии исчезали навсегда, а вместо них добавлялись новые, со своей правдой и своей верой. Порой они шли годами, десятилетиями – игры Посланников среди беспомощных людей-манекенов, которые покорно метались из стороны в сторону. И сколько раз он почти побеждал – почти…
…Шум персидской армии… словно шум моря… но разве числом побеждает Власть? «Я не краду победу!» – в лица советников, уже смирившихся с поражением. О, его не могли, не должны были остановить!..
…И степь дрожала под копытами конницы, безумным морем выплеснувшейся из берегов, и в раскосых лицах, не знавших страха, отражались пылающие города, а броню они надевали лишь на грудь – нет спасения воину, повернувшемуся спиной к врагу…
…«Виват, Император! Виват!..» И ночь над пылающей Москвой, и бегство по снегам. И власть. Над куском скалы в океане…
…Ему понравилась эта страна – после того поражения. И он сотворил из нее колосса через какую-то сотню с небольшим лет и стер в прах того Посланника, что пошел против Власти, и над сгоревшей рейхсканцелярией взвилось его красное знамя, но он просто не успел, чуть-чуть не успел, он переоценил себя, свое исковерканное тело, и колосс шагал еще почти сорок лет, но уже не было той веры, той любви, что он умел дарить своим рабам, и Империя рассыпалась в прах…
…И вновь поднимать ее из руин – ибо нет в этом мире иной страны, что так любила бы его, любила, сама того не понимая, не коммунизм и не капитализм, не своего и не инородца, а просто Власть, хлесткую, как хозяйская плетка, и ласковую, как улыбка вождя…
Новая линия? Седьмой?
Кто?
Чей миг настал, чей день выпестован судьбой, кто ходит во мраке, неразличимый для них – вечных соперников и игроков, знающих лишь свою сторону истины, готовых принести ее в мир, скрученный прежними победами в узел противоречий и ненависти?
Машина сбавила ход, заворачивая на боковую дорогу, куда более ровную и ухоженную, чем трасса…
И свинцовый град ударил в ветровое стекло.
«Кедр» был почти неощутим в руках. Поразительно слабая отдача – и прекрасная кучность боя. Длинная очередь размолола стекло, и Илья увидел, как дергается, словно пытаясь выпрыгнуть навстречу пулям, водитель.
«Мерседес» вильнул, на мгновение разогнался, видно, умирающий водитель в агонии надавил на педаль. Потом мотор смолк, и машина мягко съехала на обочину.
Илья лежал, вглядываясь в салон – пустой, те, кто выжил, нагнулись. Были еще двое – клиент и телохранитель. Карамазову казалось, что охранника он зацепил, но с автоматом трудно быть уверенным в точности боя.
Он выждал минуту, вторую. По трассе пронеслась машина, не сбавляя хода, хотя водитель не мог не видеть уткнувшийся капотом в дерево «мерс».
Илья чуть-чуть приподнялся. Щелкнул выстрел, пуля пропела над головой, срезая остатки листвы. На щеку Ильи, вновь прильнувшего к земле, опустился мягкий влажный лист.
Проклятие. Охранник жив и не запаниковал. Даже заметил, откуда обрушился на машину поток огня…