Какая прекрасная обертка, прикрывающая его основную работу.
Илья тихонько, по-детски заныл, колотя стену.
Уснуть надо! Уснуть! Услышать Тьму!
В прихожей задребезжал звонок. Илья вздрогнул, метнулся взглядом по комнате. «Кедр», вычищенный и перезаряженный,
когда я успел?
лежал на столе поверх какой-то рукописи.
Илья схватил оружие, безумным взглядом окидывая комнату. Распахнул ящик стола, втиснул туда автомат, при сравнении с которым хваленый еврейский «узи» расплавился бы от стыда.
Бросился к двери – сантиметр броневой стали, приваренные к арматуре косяки, поперечный засов, способный выполнить роль дверной цепочки и открыть дверь узенькой щелью, стодолларовые швейцарские замки, ключ к которым подобрал бы не всякий московский «медвежатник». Еще одно свидетельство его чудаковатости в глазах окружающих – чудовищная броня пустой квартиры. Устанавливавшие ее рабочие ошалели, увидев, какие апартаменты закупорит их лучшее творение.
– Илюшенька…
Карамазов секунду смотрел через перископный глазок
…гнутый оптический канал, пулеуловитель, стреляй не стреляй – в глаз хозяину не попадешь…
в добродушное, полное лицо Сергея Камчатского.
– Сейчас… – прохрипел он, открывая засовы.
Камчатский был корректором в их издательстве – настоящим, не по прозвищу. Хорошим корректором, талантливым, способным править хоть нескончаемый фэнтези-сериал «Дорога клинков», хоть академическое издание Платона, зачем-то принятое в план главой фирмы.
– Илюшка, я, это… не помешал? А? – протискиваясь, спросил Сергей.
В его разговоре было потрясающее для человека такой профессии количество слов-паразитов и запинок.
– Нет. Заходи. – Илья отступил, чудовищным усилием принимая свой рабочий облик. – С работы?
– Да. – Камчатский сделал легкое движение, обозначающее намек на снятие обуви. Илья его не остановил. Сергей, кряхтя, присел, расшнуровывая ботинки. Сказал: – А ты чего не появился сегодня? Ждали тебя на планерке, понимаешь… Шеф спрашивал…
– Приболел, – коротко отозвался Илья, отступая. – То ли грипп, то ли просто бронхит.
– Да? Грипп? – Камчатский заколебался, но отступать, видимо, счел неудобным. – Я ненадолго. Посоветоваться надо.
– Давай, давай.
Карамазов вошел в комнату, предоставив приятелю самому выискивать тапочки среди сваленной в углу обуви. Еще раз пристально осмотрел комнату.
Гильза!
Он пнул ее, зашвыривая под узкую кровать. И как обронил?
– Илья, тут такое дело… – Камчатский топтался в дверях. – Начал я работать с Королевым…
– С кем?
– Ну, он у нас уже года два валяется…
Илья кивнул, вспоминая.
– Ох, так много опечаток.
– Что ж поделать, зато коммерческий роман, – вяло отозвался Илья. – И купили за гроши.
– Да, да, хорошо, конечно. Но, может, я вначале девочек на него напущу? Пусть там глянут так-сяк, запятые выправят, а то у меня в глазах рябит! – Камчатский возмущенно развел руками.
– Кто у нас старший корректор? – Илья усмехнулся лишь ему понятному каламбуру. – Поручи девочкам.
Сергей благодарно кивнул:
– Ладно, тогда пошел я. Поправляйся.
– Выпить хочешь? – резко спросил Илья.
Камчатский заколебался:
– Поздно уже… первый час…
– Скажешь матушке, что на работе задержали. Сталинский стиль у шефа, что поделать.
Камчатский крякнул:
– Не знаю… Разве что чуть-чуть.
– Понял. – Илья, расшвыривая ногами раскиданные по полу рукописи,
…Сергей болезненно поморщился…
прошел к картонной коробке в углу, его персональному «бару». Алкоголь – яд. Но сейчас надо немного отравиться, чтобы уснуть. – «Абсолют». Черносмородиновый, – доставая литровую бутылку, сообщил он.
– Ну, мне неудобно даже… Дорогая вещь, – вяло запротестовал Сергей.
– Зонтик в заднице неудобно открывать, – сообщил Илья. – Простуду надо водкой лечить.
Камчатский закивал:
– Да, конечно. Нос у тебя, смотрю, совсем распух.
– И не говори, – зло ответил Илья, поддевая пальцами алюминиевый колпачок. Сергей, вытаращив глаза, уставился на сослуживца.
– Э…
Илья отнял руку, сообразив, что вываливается из образа.
– Да, крепко сделано. Пошли на кухню.
Анна открыла глаза.
Потолок.
Белый.
Хорошо.
Думать не хотелось. Ничего не хотелось. Тело ныло от безумия, длившегося полночи… полжизни.
Она облизнула запекшиеся губы. Посмотрела на пол – рядом с кроватью стояли пустая бутылка из-под шампанского и почти пустая бутылка из-под фальшивого коньяка.
Господи… ты испытывал меня? Или это правильно?
Анна потянулась, поднимая «Слънчев Бряг». Глотнула обжигающую, пахнущую ванилью и кофе жидкость. Покосилась через плечо на Марию.
Спит.
Хорошо.
– Отче наш… – прошептала она. Запнулась – Мария шевельнулась во сне, тихо застонала. Она тоже устала… устала… – Святый Боже, Святый Правый, Святый Бессмертный, помилуй нас…
Теплая ладонь коснулась ее губ.
– Любовь моя, – тихо сказала Мария. – Что тревожит тебя?
Что? Ничего… уже…
– Так необычно. Так странно, – не оборачиваясь, ответила Анна.
– Все было правильно, – прошептала Мария. – Сейчас ты встанешь и умоешься. Приготовишь завтрак.
– Да.
– Мы уедем в Москву завтра утром. А сегодня будем отдыхать, собираться с силами. Время работает на нас, враги уже начали убивать сами себя. Пусть они запутаются в своих играх. Забудут, кто из них с кем, понадеются, что мы отступим, спрячемся в угол. Пусть перестанут воспринимать нас всерьез. Одно плохо, Анна. Мужчина, ушедший вчера, стал служить самому страшному из врагов. А он ненавидит нас, ему мерзко все, что зовется добром.
– Мы справимся?
– Да. Как можешь ты сомневаться?
– Прости…
– Расслабься, – помедлив, сказала Мария. – Расслабься.
– Это надо, да?
– Да.
После Саратова в их купе никого не подсаживали. Проводник держал единожды нарушенное слово.
Ярослав в очередной раз сходил за чаем. Они больше не покупали спиртное – завтрашний день решал слишком многое. Слава, кусая авторучку, вычерчивал что-то на листе бумаги.