Хватит.
Гермиона вдруг поняла, что чаша переполнилась.
Хотя шумный, нелепый и бессмысленный разговор продолжался, она, с тонкой улыбкой на губах, набросала пару строк безупречной питмановской скорописью, положила блокнот на стол и, получив кивок одобрения от премьер-министра, встала и покинула кабинет. Возможно, никто даже не заметил ее ухода. Оказавшись на Даунинг-стрит, она перешла в параллельный Лондон, который кишел охраной. Но за несколько лет Гермиона настолько примелькалась, что полицейские проверили у нее документы и пропустили.
Она перешла еще раз. И еще, и еще…
Впоследствии, когда Гермионы Доуз хватились, один из секретарей расшифровал оставленную записку с деликатными росчерками и изящными изгибами.
– Похоже на стихи, сэр. Или на песню. Что-то о людях, которые критикуют то, чего не в силах понять. – Она взглянула на премьер-министра. – Что это значит, сэр? Сэр? Вы в порядке, сэр?
– Вы замужем, мисс… извините, не знаю, как вас зовут.
– Каролина, сэр. У меня есть парень. Очень надежный, хозяйственный. Я могу вызвать врача, если надо.
– Нет-нет. Просто все мы чертовски не соответствуем ситуации, Каролина. Правительственные дела – просто нелепый фарс. Мы вообразили, что властвуем над своими судьбами. На вашем месте, Каролина, я бы немедленно вышел замуж за этого надежного хозяйственного парня, если вы действительно так считаете, и убрался в другой мир. Куда угодно…
Он плюхнулся в кресло и закрыл глаза.
– Господи, помоги Англии и всем нам.
Каролина не знала, спит он или бодрствует. Наконец она выскользнула за дверь, прихватив забытый блокнот Гермионы.
Через неделю после разговора с Кличи коллеги Моники начали называть ее Зловещей Янсон.
А через месяц Зловещую Янсон послали в Приют – «домой», как выражался Джошуа. Это был убогий перестроенный многоквартирный дом на Союзном проезде, в одном из самых неприятных районов Мэдисона. Но она сразу поняла, что Приют хорошо содержат. Там она вновь негласно встретилась с четырнадцатилетним Джошуа Валиенте. Янсон поклялась, что, если Джошуа ей поможет, люди будут смотреть на него не как на проблему, а как на человека, который способен найти ответ. Ну… вроде как на Бэтмена.
Вот во что спустя несколько лет после Дня перехода превратилась молодая жизнь Джошуа.
– Вам теперь, наверное, кажется, что это случилось давным-давно, – ровным голосом сказала Селена, вместе с Джошуа углубляясь в недра Трансземного института.
Он не ответил.
– Значит, вы стали героем. У вас есть плащ супермена? – не унималась Селена.
Джошуа не любил сарказм.
– Только дождевик.
– Я пошутила вообще-то.
– Я понял.
Еще одна запретная дверь распахнулась перед ними, открылся очередной коридор.
– По сравнению с нами Форт-Нокс похож на дуршлаг, правда? – почувствовав неловкость, спросила Селена.
– Форт-Нокс сейчас и есть дуршлаг, – ответил Джошуа. – Просто удивительно, что оттуда еще не выносят золотые слитки.
Селена фыркнула.
– Я просто сравнила, Джошуа.
– Да. Я понял.
Она замолчала. Повисшая пауза ее раздосадовала, особенно в связи с тем, что она на самом деле пыталась сказать: что последовательные миры до сих пор пугали. Но, кажется, Джошуа ничего не боялся. Селена заставила себя улыбнуться.
– Здесь я вас оставлю. По крайней мере, пока что. Мне не разрешено подходить слишком близко к Лобсангу. Это можно лишь немногим. Я знаю, Лобсанг хочет обсудить один проблемный отчет по итогам вашего недавнего путешествия в отдаленные последовательные миры.
Она, конечно, пыталась что-нибудь выведать. Джошуа подумал, что нашел рычаг, которым надеялся воспользоваться Лобсанг, чтобы завербовать его.
Он ничего не сказал, и Селена не добилась никакой реакции.
Она вежливо провела Джошуа в комнату.
– Приятно было познакомиться лично.
Он ответил:
– Желаю вам такого рейтинга, о каком вы сами мечтаете, Селена.
Она застыла перед закрывающейся дверью и была готова поклясться, что бесстрастное лицо Джошуа расплылось в улыбке.
Внутренние покои этой внушительной цитадели напоминали кабинет джентльмена эдвардианской эпохи, вплоть до камина, в котором потрескивало полено. Огонь, впрочем, был ненастоящим и даже не вполне убедительным, с точки зрения Джошуа, который каждую ночь, которую проводил в лесу, разводил настоящий костер.
– Добрый день, Джошуа, – произнес голос из ниоткуда. – Жаль, что вы меня не видите, но дело в том, что видеть действительно практически нечего. А то, что есть, созерцать, к сожалению, неинтересно.
Джошуа сел в кресло. Некоторое время стояла тишина. Почти дружеская. Рядом потрескивал искусственный огонь. Если прислушаться, можно было различить определенную последовательность, которая повторялась каждую сорок одну секунду.
Голос Лобсанга успокаивающе произнес:
– Кажется, я уделил этому недостаточно внимания. Да, я имею в виду огонь. Не волнуйтесь, Джошуа, я не читаю мысли. Пока что. Но вы каждые несколько секунд поглядываете на камин и беззвучно шевелите губами, когда считаете. Интересно. Никто до сих пор не замечал несовершенство камина. Но вы, Джошуа, конечно, заметили. Вы наблюдаете, слушаете, анализируете и в своем вместительном черепе проигрываете все варианты развития текущей ситуации, какие только в силах представить. Один английский политик некогда сказал, что, если он получит пинка под зад, на его лице не дрогнет ни один мускул, пока он не решит, как быть. Ваша наблюдательность – свойство, которое делает вас весьма полезным. И вы к тому же не боитесь, не так ли? Я не замечаю никаких признаков страха. Наверное, потому, что из всех людей, бывавших в этой комнате, вы – единственный, кто знает, что может уйти в любой момент. Почему? Потому что вы умеете переходить без прибора – да, да, я знаю. И от тошноты вы тоже не страдаете.
Джошуа не проглотил наживку.
– Селена сказала, вы хотите что-то со мной обсудить. Насчет правительственного отчета.
– Да. Экспедиция. У вас ведь были неприятности, если не ошибаюсь, Джошуа?
– Слушайте… Здесь нас только двое, правда? И, если подумать, нет никакой необходимости раз за разом напоминать мне, как меня зовут. Я знаю, зачем вы это делаете. Вы показываете, кто тут главный, – доминантные личности были вечным пугалом для Джошуа. – Я, возможно, не слишком умен, Лобсанг, но необязательно быть гением, чтобы понять правила!
Некоторое время стояла тишина, не считая ритмичного потрескивания фальшивого огня. Потом уже Джошуа понял, что если в разговоре с Лобсангом возникала пауза, то намеренно: тактовая частота, с которой работал Лобсанг, позволяла ему ответить на любой вопрос через долю секунды, причем с тем же успехом, как после многолетнего размышления.