— Он подарит ей детей только через мой труп! — побледнев, воскликнул Роджер.
Де Перигор махнул рукой:
— Раз уж вы, подобно всем искателям советов, готовы аплодировать лишь собственному плану, давайте послушаем, что он из себя представляет.
— С Божьей помощью я намерен убить его!
— Вернее, с помощью дьявола. Могу я узнать, каким образом?
— Разумеется, вызвав его на дуэль. Надеюсь, вы не считаете меня способным на убийство из-за угла?
— В настоящий момент вы выглядите настолько безумным, что кажетесь способным на все. Вы же не можете не понимать, что он никогда не примет вызов секретаря месье де Рошамбо.
— В том-то и дело! Вот тут мне и необходима ваша помощь. Я собираюсь подкараулить его где-нибудь, открыть ему мое истинное происхождение и вызвать его на поединок a outrance [126] . Трудность в том, что он может мне не поверить, а вы единственный человек во Франции, который в состоянии убедить его, что во мне течет благородная кровь.
— Почему он должен поверить мне больше, чем кому-либо другому?
— Потому что как только я сказал вам, что лорд Килдонен моя дядя, вы тут же отметили мое сходство с ним.
— Это верно, — кивнул де Перигор. — Я бы поставил все, что имею, на то, что вы родственник графа. Но вы сами-то понимаете, что требуете от меня? Вы просите меня быть вашим секундантом, а ведь я священник — пусть и не очень хороший.
— Я не забыл об этом и прошу вас лишь засвидетельствовать перед месье де Келюсом, что я имею право носить шпагу. После этого я буду драться с ним без всяких формальностей.
— Mori dieu! Это чистое безумие! Если поединок оканчивается смертельным исходом, к оставшемуся в живых эдикты против дуэлей применяются с особой суровостью. Так что вы в любом случае подвергаете себя риску по меньшей мере оказаться в тюрьме. Но вам этого мало — вы намерены пренебречь всеми правилами дуэлей и драться без секундантов. Если вы прикончите Келюса при таких обстоятельствах, это будет считаться убийством, и король заставит вас поплатиться головой.
— Мне это известно, но я должен рискнуть. Если бы я занялся всеми дуэльными формальностями вроде секундантов, врачей, слуг и тому подобного, о поединке стало бы известно, а если распространится слух, что я дрался из-за Атенаис, это уничтожит для нее всякую надежду на другой брак и отец отправит ее в монастырь, хочет она того или нет. Я планирую подстеречь де Келюса, когда он будет ночью ехать в карете, и надеть маску, чтобы его слуги меня не узнали. Тогда, если мне повезет, все подумают, что он погиб в схватке с разбойником, и ничьи языки не станут болтать, что у мадемуазель де Рошамбо был роман с секретарем ее отца.
— Неплохо придумано, — пробормотал аббат, — но мне не вполне понятно, при чем здесь я, раз вы намерены изображать разбойника.
— Вы окажете мне огромную услугу, аббат, если поговорите с ним, когда мы остановим его карету, покуда я буду держаться на некотором расстоянии. Если с ним не переговорит кто-то знакомый, он может решить, что мы в самом деле разбойники, и приказать слугам стрелять в нас из мушкетонов. Оказаться начиненным свинцом вовсе не входит в мои планы. Кроме того, мне не хочется, чтобы он подумал, будто на него напали грабители. Хотя у нас не будет секундантов, я надеюсь, что все правила дуэли будут соблюдены и мы будем драться, как подобает джентльменам.
— Я ценю вашу предусмотрительность, — вздохнул де Перигор, — но испытываю крайнюю неохоту помогать вам в этом отчаянном деле. Мне ничего не известно о вашем умении обращаться с рапирой, но я знаю, что де Келюс считается одним из лучших фехтовальщиков Франции. Он дрался великое множество раз, и прошло едва ли два месяца с тех пор, как он всего за несколько минут умудрился тяжело ранить месье де ла Тур д'Овернь.
— Я готов к худшему, — мрачно ответил Роджер, — но, по крайней мере, у меня будет больше шансов, чем у виконта, так как я часто одерживал над ним верх в тренировочных схватках.
— Это не помешает де Келюсу победить, — возразил аббат. — А если вы каким-то чудом его убьете, половина полиции Франции будет разыскивать вас за убийство.
— Я все это знаю, — упрямо заявил Роджер, — но не вижу другой возможности избавить Атенаис от похотливых лап этого квартерона.
— Возможно, вы правы, но я отнюдь не убежден, что вам следует жертвовать из-за этого жизнью. Умоляю вас хладнокровно обдумать все обстоятельства. Я не могу поверить, что мадемуазель де Рошамбо лучше или хуже большинства молодых женщин нашей аристократии. Они вырастают, ничего не зная о мужчинах, поэтому у них в голове возникают романтические идеи. Наиболее разумные же из них не надеются на романтику в отношениях с будущими мужьями, так как знают заранее, что семья выберет им в супруги совершенно незнакомого человека, но рассчитывают завоевать их дружбу. После замужества общество позволяет им иметь столько любовников, сколько они пожелают, а мужья, которые пытаются им помешать, становятся всеобщим посмешищем. Если ваша прекрасная Атенаис станет графиней де Келюс, через месяц полсотни привлекательных мужчин будут умолять ее о свидании, и, если она откажет им всем, это будет выглядеть в высшей степени странно. Надеюсь, вы понимаете, что ничего не потеряете и приобретете все в результате этого брака? Каждому в жизни приходится сталкиваться с неприятными эпизодами. Убедите девушку не падать духом перед медовым месяцем. Месье де Келюс слишком закоренелый распутник, чтобы в очень скором времени не устать от молодой и неопытной партнерши. Еще до конца октября она сможет найти утешение с вами, а вы получите в любовницы одну из красивейших женщин Парижа. Неужели вы считаете, что лучше ей оказаться замурованной в монастыре, а вам самому — лежать обезглавленным в могиле для преступников?
Роджер не мог знать, что свое искусство убеждения на нем упражняет величайший дипломат столетия и будущий министр иностранных дел новой Французской империи, чьи границы раскинутся от Балтики до южной оконечности Италии, но понимал, что его друг аббат де Талейран-Перигор нарисовал ему честную и нелицеприятную картину современной ему Франции. Все, что говорил аббат, было правдой и неизбежностью. Тем не менее Роджер не мог с этим примириться.
— Нет, аббат, — спокойно сказал он. — Я знаю, что здравый смысл на вашей стороне, но на таких условиях наша любовь с Атенаис не может иметь продолжения.
Де Перигор смотрел на него с улыбкой, в которой, однако, не было ни следа цинизма.
— Конечно, вы безумны, — задумчиво проговорил он. — -Безумны, как, впрочем, и все англичане, но признаюсь, что не могу не восхищаться вашим безумием. Пусть будет по-вашему. Раз вы решили расстаться с жизнью и ищете моей помощи, я, хотя и с неохотой, окажу вам ее. Когда и где вы предлагаете осуществить вашу самоубийственную попытку свести счеты с месье де Келюсом?
— И снова я вынужден обратиться к вам за советом, — ответил Роджер. — У меня нет возможности выяснять его передвижения, в то время как вы, благодаря частым визитам в Версаль, способны без труда узнать, когда он в следующий раз отправится в Париж после наступления темноты. Но брачный контракт должен быть подписан через девять дней, так что это срочное дело.