Через неделю, укоряя себя за то, что не подумал об этом раньше, Роджер занял пост на улице Святого Людовика за полчаса до возможного появления Атенаис. Когда наконец ее карета выехала со двора, он выскользнул из арки, в которой прятался, и пустился бежать следом. Как и предвидел Роджер, на узких улицах города громоздкий экипаж не мог развить большую скорость, поэтому ему легко удалось не отставать от него. Проехав около четверти мили, карета остановилась у церкви Сен-Мелен.
Тяжело дыша от усталости и волнения, Роджер последовал за Атенаис, мадам Мари-Анже и лакеем, который нес prie-dieux, и занял место, откуда мог пожирать глазами лицо возлюбленной в течение всей службы. За исключением вечера их первой встречи, ему еще никогда не удавалось наблюдать за ней так долго, и к концу церемонии он совсем потерял голову, опьяненный красотой своей маленькой богини. Засмотревшись, Роджер позабыл вовремя отойти, чтобы успеть обменяться взглядами с Атенаис, когда она будет выходить из церкви. Домой он вернулся в состоянии полубезумной экзальтации.
Роджер едва мог дождаться следующего воскресенья и считал часы до его наступления. На сей раз он ждал прибытия Атенаис на ступенях церкви, и девушка, заметив поклонника, одарила его улыбкой. Под конец службы Роджер быстро направился к выходу — он часто видел, как дворяне в католических церквах обмакивают руки в святой воде и предлагают их знакомым дамам, собирающимся уходить, поэтому храбро решил последовать их примеру.
Приблизившись к Роджеру, Атенаис снова улыбнулась и, поняв его намерение, вытащила руку из муфты. С трудом сдерживая дрожь, Роджер обмакнул пальцы в святой воде, протянул руку девушке и ощутил легкое прикосновение. Опустив блестящие голубые глаза, Атенаис перекрестилась, пробормотала «merci, monsieur» [72] и направилась к двери. Охваченный радостью, Роджер выскочил из церкви. После долгого ожидания он вновь коснулся руки девушки, услышал ее голос.
Женевьеву Буланже уже постигла та же судьба, что и Луизу Ферле, и Тонтон Йери. Теперь Роджер несколько вечеров в неделю проводил с привлекательной молодой женщиной по имени Рен Тренке, но с этого момента решил больше с ней не видеться. Он не мог вынести мысли о том, что любая другая девушка коснется руки, которой касалась Атенаис. С этих пор он должен беречь эту руку, словно святыню.
В следующие два воскресенья Роджер повторил тот же ритуал со своей дамой сердца в церкви Сен-Мелен, но он боялся, что если предпримет дальнейшие шаги, то лишится приобретенной привилегии. Однако, отказавшись ради мечтаний об Атенаис от танцев, которым он привык посвящать два-три вечера в неделю, Роджер стал чувствовать, что время тянется невыносимо медленно.
Однажды вечером, дабы развеять скуку, Роджер взялся чистить свою шпагу. Миновало больше года с тех пор, как он фехтовал в последний раз, пришло вдруг ему в голову, а всю жизнь оставаться клерком. Роджер отнюдь не собирался. Если он хочет стать первоклассным фехтовальщиком, то сейчас самое время попрактиковаться.
Наведя справки, Роджер узнал адрес учителя фехтования — некоего месье Сен-Поля, бывшего мушкетера его величества. Академия месье Сен-Поля в основном предназначалась для местных аристократов, но что касается упражнений со шпагой, в этом они не придерживались классовых предубеждений. Академию посещали многие старые солдаты, и всякий умеющий обращаться с рапирой или саблей был там желанным гостем. Во время первого визита Роджеру удалось пофехтовать с самим месье Сен-Полем — шустрым жилистым коротышкой, и тот, выразив свое удовлетворение навыками молодого человека, позволил ему посещать академию за плату по франку в каждый вечер.
В декабре император Иосиф выступил в направлении Голландии с пятидесятитысячной армией, поэтому, к огорчению миролюбивых жителей Рена, все увольнения из французской армии с 1 января отменялись. Но Роджер был слишком поглощен мыслями о еженедельных встречах с Атенаис, чтобы ломать себе голову, не находится ли Европа на грани военного пожара.
С приближением Рождества Роджер стал подумывать о том, чтобы послать Атенаис подарок, но не мог изобрести ничего, что было бы ему по средствам и одновременно достойно предмета его обожания. По зрелом размышлении он решил отказаться от этой идеи, сочтя ее неудачной. Несомненно, мадам Мари-Анже рассматривала его приношения Атенаис святой воды по воскресеньям как безобидную вежливость, внушенную признательностью, но, если он пришлет подарок, дуэнья может догадаться, что чувства молодого человека к ее подопечной куда более нежны, и станет относиться к нему так же, как граф Люсьен. И все же Роджеру казалось, что он должен во время рождественских праздников как-то выразить свои чувства к Атенаис.
Вдохновение подсказало ему написать стихи, так как вложить сложенную бумажку в руку девушки незаметно для мадам Мари-Анже в ближайшее к Рождеству воскресенье не составит особого труда.
Роджер имел несомненный талант выражать мысли на бумаге, а необходимость прибегнуть к французскому языку не была для него препятствием, так как, проведя во Франции семнадцать месяцев и не произнеся за это время ни единого английского слова, он даже думать стал по-французски, но ему недоставало поэтического дарования. Результат его упорных трудов вызвал бы презрительную усмешку любого мало-мальски серьезного критика. Тем не менее творение никак нельзя было упрекнуть в недостатке чувств, и Роджер, не будучи критиком, очень им гордился.
Роджеру удалось, не привлекая внимания мадам Мари-Анже, сунуть листок со стихотворением в руку Атенаис, и он с величайшим нетерпением ждал следующего воскресенья в надежде, что девушка вознаградит его усилия признанием достоинств их результата. Увы, его постигло разочарование, но, так как Атенаис вновь любезно ему улыбнулась, Роджер понял, что она, по крайней мере, не оскорблена. Окрыленный, он приступил к работе над новым, более длинным опусом, и, хотя корреспонденция оставалась односторонней, с тех пор стал писать для Атенаис по одному стихотворению в неделю.
Зима 1784/85 года выдалась мягкой, и лед на реке бы не настолько прочным, чтобы кататься на коньках, так что Роджер видел свою возлюбленную только в церкви да иногда в карете, но ни разу Атенаис не сопровождал тот молодой человек, который толкал ее санки по льду прошлой зимой, поэтому у Роджера не было поводов для ревности.
К февралю были мобилизованы две французские армии — одна во Фландрии, другая на Рейне, — и теперь война казалась неминуемой. Но Роджер по-прежнему мало внимания уделял подобным новостям, так как был поглощен еженедельным сочинением стихотворений для Атенаис.
Но вот наступила весна, и в середине апреля произошло событие, перечеркнувшее все ожидания Роджера. Как всегда под конец мессы, он держал в руке очередное стихотворение, и когда собирался передать его Атенаис, она уронила служебник и наклонилась, чтобы поднять его. Роджер поспешил прийти ей на помощь. Воспользовавшись этим, Атенаис протянула обе руки, одной взяла очередное стихотворение, а другой вложила в ладонь Роджера записку, свернутую треугольником. Подобрав книгу, девушка с улыбкой кивнула Роджеру и направилась к выходу.