Продолжая думать об услышанном, Роджер поехал назад в замок, где узнал о прибытии письма от его матери. Она сообщала, что после двух лет, проведенных в Портсмуте, отец Роджера был утвержден на посту контр-адмирала эскадры Ла-Манша, поэтому, покуда не разразится война, его корабли будут большую часть года проводить в гавани, так что, к ее радости, он по-прежнему станет часто бывать дома.
Роджер воспринял новости достаточно равнодушно. Иногда ему все еще хотелось вернуться в Англию, но время, когда он был готов пожертвовать всем на свете ради того, чтобы оказаться дома и начать карьеру заново, уже миновало. Теперь у него имелись не только хорошая пища и удобное жилье, но также слуги, лошади и превосходная библиотека. У Роджера была интересная работа, не связывающая его строгим графиком. Жалованье в сорок луидоров ежегодно равнялось тому, на которое, по словам Старого Тоби в последний вечер в Шерборне, он мог рассчитывать, став, после получения степени бакалавра гуманитарных наук, наставником сына какого-нибудь аристократа. Заработок не сулил ему богатства, но все же был неплохим, так как Роджер мог не тратить ни единого су, оставаясь в Бешреле. Он был сам себе хозяином, наслаждался droit de chasse и вел жизнь, мало чем отличавшуюся от жизни petit noblesse [81] , но без его забот и ответственности.
С приближением Рождества Роджер понемногу стал уставать от многочасового изучения древних пергаментов и, хотя Шену был лучшим из компаньонов для охоты и фехтования, чувствовать одиночество длинными темными вечерами, поэтому решил устроить себе каникулы и провести Рождество с семьей Леже.
Роджер мог отправиться в Рен верхом, но ему хотелось привезти друзьям побольше рождественской провизии, поэтому Шену предоставил в его распоряжение карету, которая, когда он выехал утром в Сочельник, везла оленину, зайцев и куропаток, чей вес превышал его собственный.
Супруги Леже, Брошар, Манон и Жюльен Катрво были очень рады его видеть, и Роджер, к своему удовольствию, узнал, что двое последних решили узаконить свои отношения. Свадьба должна была состояться весной, но Жюльен, как жених Манон, уже сейчас считался членом семьи.
Они сообщили Роджеру новости о других его друзьях в Рене, поделились с ним последними сплетнями и познакомили с происшествиями в мире, от которого он был в последние месяцы почти полностью изолирован.
Главной темой по-прежнему были слухи, связанные с affaire du collier [82] , как именовали скандальную историю с украденным бриллиантовым ожерельем. Ожерелье предлагали королеве, но она публично отказалась покупать его, заявив, что за полтора миллиона ливров король может получить линейный корабль, который ему нужнее, чем ей очередные бриллианты. Однако по слухам, все же решила тайно приобрести эту уникальную драгоценность и использовала в качестве агента честолюбивую интриганку, именуемую графиней де Валуа де ла Мотт. Заключая сделку, королева, будто бы обнаружив нехватку денег, вознамерилась занять их у сказочно богатого кардинала де Роана, который стремился завоевать ее расположение. Кардинал получил ожерелье у ювелиров и отослал его королеве через мадам де ла Мотт, полагая, что выполняет ее желание, однако королева отрицала получение ожерелья и даже переписку с кардиналом.
Мадам де ла Мотт, авантюрист, называвший себя графом Калиостро, и куртизанка по имени мадемуазель Ге д'Олива были отправлены в Бастилию вслед за кардиналом де Роаном, который, хотя и не подлежал юрисдикции светского суда, будучи князем церкви, так стремился доказать свою невиновность, что согласился подвергнуться публичному суду парижского парламента. Вся Франция с нетерпением предвкушала скандальные открытия, которые будут сделаны во время процесса, так как на карту была поставлена честь не только кардинала, но и королевы.
Однажды вечером, к концу визита Роджера, Брошар повел его поболтать в их старое убежище и спросил его, как он проводит вечера в замке.
— Иногда за работой, — ответил Роджер, — но так как маркиз разрешил мне пользоваться, его прекрасной библиотекой, я часто устраиваюсь там с книгой.
Некоторое время они говорили о литературе, и, узнав, что Роджер наслаждается пьесами Корнеля, Расина и Мольера, серьезный Брошар упрекнул его, сказав, что если тот хочет стать адвокатом, то должен использовать эту возможность для изучения социологии и читать таких авторов, как Монтескье, Дюпон де Немур [83] , де Кене, Руссо, Вольтер, Мирабо и Мабли [84] .
Роджер отнюдь не ставил перед собой цели стать хорошим адвокатом, но ответил, что с радостью возьмет с собой список авторов, так как труды многих из них, несомненно, имеются в библиотеке маркиза. После этого Брошар спросил, интересуется ли Роджер по-прежнему международными делами.
— Да, по возможности, — отозвался молодой человек, — но после отъезда семьи маркиза газеты больше к нам не приходят. Хотя несколько недель назад я слышал от управляющего монсеньера, что голландская проблема наконец улажена.
Брошар кивнул:
— Да, благодаря договору, подписанному в Фонтенбло 8 ноября. Согласно ему, Голландия должна разобрать форты на обоих берегах Шельды и открыть реку для австрийской торговли. Император в свою очередь отказался от претензий на суверенитет над Маастрихтом за десять миллионов флоринов. Голландия должна выплатить только пять с половиной миллионов, поэтому, чтобы окончательно уладить дело, баланс будет выплачен из французской казны. Это величайший триумф нашего министра иностранных дел, графа де Верженна, и партии мира.
— Я не вполне понимаю, почему мы должны платить за голландцев, — задумчиво произнес Роджер.
— Многие другие тоже не понимают этого и устраивают шумные протесты. Но если бы мы ввязались в войну, это обошлось бы нам в сотни раз дороже. На мой взгляд, мы дешево отделались. Единственная беда в том, что Голландия все-таки может втянуть нас в конфликт, если мы окажем поддержку их республиканской партии, которая жаждет свергнуть штатгальтера, а Англия придет ему на помощь.
— Вы все еще считаете, что новая война погубит Францию?
— Более чем когда-либо. С тех пор как месье де Калонн стал генеральным контролером, он залезает в один долг за другим, беря займ каждый раз под более высокий процент, чем предыдущий. Но страна больше не верит в стабильность правления. Первого числа этого месяца Калонн в качестве последней отчаянной меры прибег к попытке снизить курс нашей валюты. Он предлагает двадцать пять ливров за каждый луидор, имеющий номинальную цену в двадцать четыре ливра, который сейчас чеканится на монетном дворе, с тем чтобы золото отчеканили в новые луидоры, имеющие вес на одну десятую меньше старых. Это прием банкрота, и достаточно любого общенационального бедствия, чтобы возник финансовый хаос.