Эта картина все еще стояла у него перед глазами: бьющий из сонной артерии кровавый фонтан, алые струи которого, расчертив тонкими дугами залитый солнцем небосклон, казалось, на мгновение замерли во времени и пространстве. Сверкающие капли животворной жидкости, переливающиеся и вязкие, как расплавленное золото, орошали его лицо и волосы ласкающим душистым туманом. Он со страхом ожидал, что кровь оплавит кожу, пробуравит в плоти и костях ровные круглые отверстия, при первом же отчаянном вдохе выжжет из легких кислород, обугливая их и превращая в бесполезное крошево. Но оказалось, это всего лишь теплый дождь, насыщенный питательными элементами. Замечательно, право. Несколько капель попало ему на губы, и, судорожно вздохнув, он с изумлением ощутил на языке соленый вкус. Посмаковав его, он сделал глоток. Ах, вот настоящая алхимия!
Заголовки газет не скупились на гневные эпитеты. От упорных повторений слова «зверский, свирепый, немыслимый и ужасающий» утратили всякий смысл – так прелесть розария исчезает от прикосновений бесчисленных назойливых рук. Радиоволны в эфире лихорадочно передавали по земному шару отзвуки человеческой трагедии: забрызганные кровью камни, толпы скорбящих коленопреклоненных людей. Отныне зло стало осязаемым.
Он оставался островом посреди бушующего моря: волны гнева и возмущения налетали на него и разбивались на тысячи невесомых брызг. Нельзя сказать, что людская реакция не трогала его сердце. Но он оставался спокойным. Так часто бывает, когда худшее позади.
Офис доктора Анны Крамер располагался в западной части Центрального парка. Здание с усиленной охраной стояло посреди эксклюзивной парковой зоны, отделенное от прочего мира каменной оградой и коваными воротами, служившими не только украшением. Внутри – продуманная роскошь: обитые тканью стены, мраморные полы, портьеры из тяжелого дамаста и восточные ковры. Зеркал немного, но каждое дорогое, тщательно подобранное произведение искусства со специальной подсветкой. Темная мебель с качественной полировкой. Приглушенные голоса.
В углу кабинета доктора Крамер стояли немецкие напольные часы. С чрезмерной даже для механизма точностью они отсчитывали минуты, отмечая каждый час включением расположенной в консоли музыкальной диарамы с игрушечными танцорами. По преданию, латунный маятник не останавливался на протяжении трехсот лет. Владелец часов, переправляя их за море, для присмотра за ходом, установкой и регулярным заводом даже нанял специального человека. Они шли и в ту минуту, когда их доставили в офис Анны. Теперь доктор Крамер сверяла по часам время встреч с клиентами, и ровный ритмичный звук старинного механизма казался ей успокаивающим, как пульс вечности, – мерный, предсказуемый, неизбежный.
Ее кабинет представлялся оазисом посреди хаоса, надежной гаванью для защиты от шторма. Но даже сюда просачивались отголоски недавнего потрясения – телефонные звонки, телевидение, озабоченные лица людей, которые ходили по коридорам и, собираясь у автоматов с охлажденной водой, перекидывались несколькими словами, произносимыми приглушенными, напряженными голосами. «Невероятно», – говорили одни. «Непростительно», – соглашались другие.
В кабинете для консультаций ее ожидал посетитель – стройный, элегантный мужчина. Возраст – любой: от тридцати пяти до семидесяти. Аристократичные черты лица, гладкая кожа, золотистый загар, густые серебристые волосы. Он являл собой тот тип красоты, которая не требует ухода. Художественная небрежность, с которой потенциальный клиент носил свой, несомненно, очень дорогой костюм, свидетельствовала о поколениях чрезвычайно богатых предков. Удобно устроившись в кресле и непринужденно положив ладони на золотой набалдашник дорогой трости, он с интересом смотрел телевизор, который Анна держала в шкафчике в стиле Людовика XIV за закрытыми дверцами. Посетитель даже не шевельнулся, когда она вошла.
Доктор Крамер ощутила легкую досаду: этот человек настолько освоился в ее кабинете, что отыскал и включил телевизор! Впрочем, вспыхнувшее раздражение ее не удивило – нормальная защитная реакция на изматывающие стрессы сумасшедшего дня. Анна, и сама оказавшаяся во власти зловещего очарования таинственной истории, вежливо выждала, пока диктор закончит описание деталей похоронной службы, намеченной на воскресенье, а затем, не дожидаясь, пока он перейдет к анализу отвратительной природы свершенного преступления или тщательному исследованию влияния, которое оно оказывает на всех и каждого, начиная от рабочих-строителей и кончая школьниками, решительно вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь.
– Простите, что заставила вас ждать, мистер Сонтайм. Я доктор Крамер.
Телевизор умолк: новости продолжали идти своим чередом, но на экране появилась надпись «звук выключен». Анна не заметила, когда посетитель взял пульт, и сделал ли он это вообще?
Поднявшись на ноги, он с улыбкой протянул ей руку.
– Вы очень добры, что согласились принять меня в конце долгого рабочего дня.
Длинные сильные пальцы, гладкие, как мрамор. Рукопожатие скорее твердое, деловое, а не дружеское. Кожа податливая, упругая, в ней ощущалось биение жизни. Когда посетитель сжал ладонь Анны, она почувствовала себя в его власти.
Ей стало как-то нехорошо. Мужчина взглянул на доктора Крамер зелеными, как океанские глубины, глазами, и на мгновение все стерлось из ее сознания, в нем образовалась пустота. Странное ощущение: то ли узнавание, то ли потрясение, или и то и другое вместе, или нечто немного похожее. А когда он выпустил ее руку из своей, все прошло.
Анна сделала глубокий вдох и прошла к столу. Обычно ее мало кому удавалось вывести из равновесия, поэтому легкость, с которой этот человек выбил ее из колеи, вызывала тревогу. Впрочем, Рэндольф Сонтайм славился своей харизмой, и, пожалуй, она сама виновата в том, что стала жертвой его влияния.
Мерно тикали часы, и их щелканье, вторящее ударам ее пульса, казалось Анне сейчас как никогда зловещим. Шесть минут шестого…
Посетитель вновь занял свое место. Она собралась было взять блокнот и ручку и занять стул рядом с ним – так она обычно беседовала с пациентами, – но вдруг передумала и села за стол. Она понимала, что нехорошо ставить между терапевтом и клиентом такого рода барьер, но все же сделала по-своему. «Длинный день, – повторяла она как молитву, – еще час, и он закончится».
Анна задумчиво потеребила цепочку, на которой висел спрятанный под свитером кулон, и спустя пару минут справилась с нервозностью. Стараясь казаться приветливой и уверенной в себе, она положила руки на стол и наклонилась вперед.
– Давайте поговорим о том, что привело вас сюда, мистер Сонтайм.
– У вас деловой подход! – заметил посетитель.– Согласен.
В его красивом музыкальном голосе проскальзывал некий неподдающийся определению, трудноуловимый акцент.
Он кивнул в сторону телевизора, на экране которого в этот момент появился крупный план огромной гробницы, сложенной из цветов на ступенях одного из парижских соборов.