Александр развернулся обратно к летному полю и нырнул в яркую зелень.
1943 год, 07 июля. Берлин. Вечер
Танковые дивизии «Адольф Гитлер», «Великая Германия», «Райх» и «Мертвая голова», а также семь пехотных дивизий медленно перемалывались под Курском. В труху. Берлинское радио в семь голосов тиражировало выдумку Геббельса о том, что никаких крупных германских сил в бой не втянуто, а вместо этого русские вводят в сражение новые и новые танковые части, которые уничтожаются на хорошо эшелонированных немецких плацдармах. Однако все, кому было положено, знали, что наступление, начатое пятого июля, к седьмому числу начало пробуксовывать, если не сказать больше…
От этого жутко болела голова и остро билась жилка под правым глазом.
— Бездари. Жалкие бездари! — шипел Адольф Гитлер, сжимая кулаки.
В его резиденции свет был притушен. Горела только настольная лампа. По стенам ползали тени.
— Весь Рейх погубят только бездари.
На столе лежала карта далекой России, где недочеловеки уверенно ломали хребет могущественной империи арийцев.
Но не это раздражало фюрера. Возможное поражение, не так страшит, если ты можешь действовать. А именно этой возможности у него не было. И это выводило из себя! От него сейчас ничего не зависело. От солдат, от командиров, от генералов, даже от толстяков маршалов зависело, а от него — нет. Но они были бездари! И от этого хотелось выть.
А еще эта проклятая дрожь в пальцах… Руки так тряслись по утрам, что бриться стало совершенно невозможно. Приходилось просить слугу… Унизительно.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите, — раздраженно сказал Адольф.
Он точно знал, что кабинет совершенно звуконепроницаем. Так же как и двери. Так же как и окна. И никто никогда не мог войти сюда без разрешения, но… Но двери приоткрылись, словно тот, кто стоял снаружи услышал Гитлера. Это было невозможно, но тем не менее…
В проеме показалось лицо, в котором было что-то неуловимо обезьянье.
— Шпеер… Входите, да побыстрей.
Министр протиснулся через щелку.
— Что у вас за дурная манера, открывать дверь на одну треть. Вы же министр, Альберт. Неужели так и не научились распахивать перед собой двери?
— Есть двери и двери, мой фюрер. Некоторые я открываю сам, некоторые открывают передо мной другие, а в некоторые я не вхожу без робости.
— Льстец. — Адольф усмехнулся. Разговоры со Шпеером успокаивали. Наверное, можно было сказать, что рейхсминистр вооружений был единственным человеком, к которому Гитлер испытывал какие-то чувства. С Альбертом он беседовал…
В молодости Шпеер был хорош. Деловой красавец. Хороший организатор, архитектор не лишенный вкуса, именно такого, какой нравился Гитлеру. С возрастом черты лица его изменились, в них проглянуло что-то животное, над чем Адольф частенько подшучивал, но по-доброму, без злобы.
— Сегодня я открыт для хороших новостей, — сообщил Гитлер. — Если вы с дурными вестями, то придержите их до утра. День был не самый радостный.
— Один молодой инженер просит вашей аудиенции, мой фюрер.
— Я не удивлен. Если он из ведомства Гиммлера, то пусть катится к черту. Искать какую-нибудь полую Землю или другую дурь в этом же стиле. К сожалению, никакие мистические пляски с бубном не могут остановить проклятые русские танки.
Шпеер уклончиво пожал плечами.
— Этот молодой человек — материалист.
— Рад за него. Как его имя?
— Вернер фон Браун.
Гитлер задумался.
— Припоминаю. — Он нахмурился. — Опять Гиммлер? Гоните в шею! Я слышать не хочу ни о каких прожектах! Очередной бездарь? Они погубят Германию! Погубят Рейх! Бездари! Запомните, Шпеер, нет ничего хуже бездарей. Эти хитрые лжецы пролезают во все дыры, во все щели. Как мыши. Их род такой же огромный, как у крыс. Плодятся, плодятся, плодятся. Бездари! Это единственное, что они могут — размножаться! Пф!
Фюрер встал и нервно прошелся по комнате.
Шпеер прокашлялся. Ему очень не хотелось идти наперекор Гитлеру. Но империя стояла на глиняных ногах. Колосс готовился рухнуть! Нужно было цепляться за любую возможность, чтобы устоять. А еще лучше, избегнуть печальной участи.
— Мой фюрер, фон Браун не имеет отношения к Гиммлеру. Скорее наоборот.
— То есть?
— Рейхсляйтер сам заинтересован в работах этого инженера.
— Если вы хотели отрекомендовать мне этого специалиста, то это не лучший метод. Список интересов Генриха не внушает уважения.
— Но фон Браун ракетчик, мой фюрер. Он работает над А-4. Есть информация, что успехами в этой области мы обязаны именно ему.
Гитлер фыркнул. Но уже, скорее, для проформы. Проект А-4 имел большую перспективу.
— И что же хочет этот инженер?
— Аудиенции. — Шпеер пожал плечами. — У него есть какой-то фильм. Хотел показать. Но если вы, мой фюрер, твердо убеждены, что он ротозей, то я велю гнать его в шею.
Гитлер погрозил ему пальцем, и Шпеер понял, что аудиенция состоится. На ее результаты он возлагал большие надежды. Которым, впрочем, не суждено было сбыться.
— Вы хитрец, Альберт. Хитрец. За это вы мне и нравитесь. Ладно! Пусть показывает свой фильм. Через пятнадцать минут в просмотровом зале. И пусть туда принесут ромашковый чай.
После этого киносеанса простой инженер Вернер фон Браун вышел из просмотровой профессором. А у Третьего Рейха появилась определенная надежда. Альберту Шпееру, увы, встреча, которую он организовал, впрок не пошла. У него впереди были двадцать лет тюрьмы Шпандау. Но он не жаловался, ведь с другой стороны, многим участникам тех событий повезло значительно меньше.
Глизе 581-g. 00:37 с момента высадки
Возле «Дальнего» толпилось с десяток черных кителей. Люди о чем-то переговаривались. На корабль не лезли, но и не отходили от него. Не то уткнулись в невозможность проникнуть внутрь, не то ждали чего-то. Или кого-то, кто принимает решения.
Александр сидел в кустах и зло стискивал зубы. Все шло не так. Когда возвращался к летному полю, рассчитывал незаметно добраться до корабля и, если не попасть на борт и закрыться внутри, то хотя бы проверить заблокировал ли капитан доступ к отсекам.
Сделать это под пристальным наблюдением собравшихся возле трапа аборигенов было невозможно. Оставалось ждать.
Ветер подул сильнее. От влажных его порывов затрещали ветви где-то высоко над головой. Кажется, ветер дул здесь постоянно. Иногда усиливался, иногда слабел, но движение воздуха не прекращалось.
Наросло, приблизилось знакомое уже урчание. К группе в черных кителях подкатил автомобиль. Этот выглядел изящнее, чем его предшественники, на которых увезли команду «Дальнего». Посадка ниже. Меньше угловатости. Какие-то утрированно-гнутые, округлые линии. Не иначе, начальство привезли.