Около выхода был оборудован небольшой сантехнический узел, стеснительно огороженный невысокой перегородкой с красивой, но немного неуместной горгулией, сидящей на самом краю стенки. Над дверью красными, неизвестными Игорю камнями было выложено какое-то изречение, но Богданов не смог разобраться в закрученном готическом шрифте. Судя по всему, в тексте говорилось что-то про народ.
— Вот тебе и встреча двух цивилизаций… — вздохнул Игорь.
Кадзусе грустно посмотрел на капитана.
— Вы про эту медузу со щупальцами?
— Какую медузу?
— Ну, ту, что скакала в саду. Ее еще застрелили.
— А, клубень… — сообразил Богданов. — Нет, я про этих… А почему вы про нее вспомнили?
— Если говорить о двух цивилизациях, то, пожалуй, только применительно к этой медузе. В остальном — тут только одна цивилизация. Наша и еще одна наша.
— Вы все же думаете, что они с Земли?
— А вы думаете иначе? — Кадзусе удивленно посмотрел на Богданова.
Тот вздохнул.
— Просто не понимаю… Оттого, наверное, и ищу какое-то фантастическое допущение. В конце концов, может быть, это просто галлюцинация или предсмертный бред?
— Ну, капитан. — Кадзусе поморщился. — Зачем же опускаться до пошлостей.
— Согласен. — Игорь прошелся по комнате. Повернул рукоятку крана в санузле. Зажурчала вода. — Только холодная.
Он чувствовал себя слегка оглушенным. Будто рыба, которая из жадности ухватилась за приманку, но вместо вкусного червяка, получила крючок в губу. Игорь понимал, что инициатива начисто уплыла из его рук. И теперь от него, фактически, ничего не зависит. Потому в суждениях чувствовалась необычная, глупая легковесность. Думать и решать не хотелось. Да что тут решишь, когда тебя заперли в каменном мешке.
Кстати, о запорах.
Богданов подошел к двери, провел ладонью по гладкому отполированному дереву. Нет ручек, нет замочных скважин. Открывается снаружи. Есть только небольшое оконце на уровне глаз. К тому же, забранное толстой решеткой. Ее, конечно, можно выломать, но что толку?
— Странно другое, — Кадзусе сидел как прилежный ученик, положив ладони на колени и держа спину прямо. — Они не забрали мой чемодан.
Игорь покосился на чемоданчик с красным крестом.
— Действительно странно. А там что-нибудь есть?
— Вы имеете в виду оружие? Нет. Но некоторые препараты могут быть весьма опасны. Это расширенная аптечка. Знаете расположение препаратов?
— Да. — Богданов вспомнил как старательно в них, молодых курсантов, вдалбливали порядок расположения медикаментов в таких вот чемоданчиках. До автоматизма.
— Так вот бокс 4Д. В автоматическом инъекторе. Шесть капсул в магазине, три капсулы подряд — кома. — Кадзусе посмотрел на Игоря. — Это я на всякий случай.
Игорь промолчал.
— Знаете, я ни о чем не жалею, — вдруг сказал японец. — Мы вырвались в дальний космос. У нас получилось. Мы первые ступили на планету в другой звездной системе. Я ни о чем не жалею.
— Кадзусе?
— Что? — Доктор посмотрел на Богданова. В раскосых, черных глазах не читалось ничего.
— Мне как-то не нравится ваш настрой. Я по-прежнему верю, что контакт состоится.
Японец только хмыкнул в ответ.
— Все может быть. Но на всякий случай: я ни о чем не жалею.
И он снова положил ладони на колени.
— Как вы считаете, Кадзусе, откуда они тут?
— Вы про людей?
— Конечно.
— С Земли.
Игорь вздохнул. Доктор явно устал.
— Поспите, Кадзусе. Я подежурю.
Удивительно, но тот послушался. Улегся на нары, обхватив чемоданчик, как ребенок обхватывает любимую игрушку.
«А ведь ни у кого из нас нет детей… — вдруг подумал Богданов. — Кадзусе, Мацуме… Нет. Один слишком занят наукой, чтобы заводить семью, второй слишком погружен в себя. Может быть, у Баркера?»
Игорь вспомнил ту знойную блондинку, что обещала ждать Кларка на Земле. Нет, вряд ли у американца есть дети. Скорее всего, Баркер такой же, как и Богданов, только более удачливый. По крайней мере, его девушка — ждет.
«А моя? — Игорь присел на край койки. — А моя ищет лучшей жизни. Впрочем, она и не моя уже… Хотя, может быть, это и хорошо, что не ждет. Кто его знает, как тут сложится. Не будет ни страданий, ни слез… Больно не будет. А если вернусь, так тоже ничего страшного. Всегда можно будет сказать, вот, смотрите от какого я ушла… Как ни крути, а Катерина — в выигрыше».
Он усмехнулся. Мысли о бывшей женщине теперь не приносили боли, только легкую грусть. Будто баламутили какой-то осадок в душе. И ничего больше.
«Получается, что рыдать по нам будет особо некому. Родителям разве что. Вот у японцев они есть. Я сирота, Баркер тоже. Интересно, может, у Погребняка дети имеются? А родители? Я ведь про него почти ничего и не знаю. Где он сейчас?»
Исчезновение специалиста по контактам было одним из самых загадочных моментов во всей этой нелепой истории. Круче было только наличие немцев, живущих по укладу бог знает какого, забытого века, на расстоянии двадцати световых лет от Земли.
Куда можно деться из космического корабля, за несколько секунд до высадки? Или он остался внутри? Но где? Между переборками застрял?
По всему выходило, что Погребняк, как джокер в карточной колоде: то ли сыграет, то ли нет. Никому не известно. Где и кому выпадет, тоже. Нужная карта или бесполезная? Это уж как игрок распорядится. А кто у нас игрок?
Игорь вздохнул. Уж точно не он…
Спящий Кадзусе вдруг жалобно застонал, заворочался.
Богданов встал, прислушался. Но доктор успокоился, вздохнул чему-то своему и затих. Игорь снова прошелся по камере. Потрогал запертую дверь.
Бездействие раздражало.
Сейчас бы очень пригодился экзоскелет. И чувствовал бы себя увереннее, и любые двери с решетками — не преграда.
Но существовала внятная инструкция, согласно которой следовало полностью предотвратить возможность попадания земных технологий особой важности, в руки представителей иной цивилизации. Экзоскелеты вместе с множеством других полезностей как раз к такой технологии и относились. Поскольку человечество еще не сталкивалось с этими самыми иными цивилизациями, то инструкции, как думал Игорь, составлялись чиновниками из Агентства, что называется, от балды. А жаль.
Богданов поднял голову и в сотый раз попытался разобрать готический шрифт над дверью. Безуспешно.
«Красиво… Непонятно, но красиво. Тут все красиво, внушительно так. Дома, город. Про замок и говорить нечего. Только мрачновато. Но красиво. И непонятно».
Мысленно он снова припоминал все, что знает о том периоде истории в котором, казалось, очутился.