— Спасибо, капитан. Может быть, сейчас, когда мы здесь одни, вы все же сообщите мне имя своего хозяина? Или хотя бы сделаете намек, по которому я смогу предположить его сам.
— Сожалею, господин Хайес.
— Но ведь меня включили в белый список. Значит, я друг. Но кто поступает так с друзьями?
— Сожалею, господин Хайес.
— Содержательная беседа! — Стивен усмехнулся. — Скажите все же, не командором ли Дикаевым зовут этого мистера Икс?
— Вновь сожалею, господин Хайес. Но у моего хозяина иное имя.
— Хорошо. Вы преданный и верный офицер. — Стивен понимал, что ничего больше не добьется сегодня от этого разумянина. А еще Хайес был совершенно сбит с толку. Он совершенно не представлял, кто мог бы желать с ним встречи, кроме, возможно, живого командора Дикаева. Единственная путная мысль, которая, вертелась сейчас у него в голове, подсказывала ему, что встречу такую может организовать и командор Тингдт, и кто-нибудь еще из тех сильных Вольного Мира, кто составлял оппозицию Триону или был дружен с командорами Союза пяти. Успокоившись, Хайес решил ждать до упора. Ведь этот некто, кем бы он ни был, вполне может оказаться источником нужной ему информации.
* * *
Опять настал долгожданный выходной — один из немногих дней, которые Реззер мог провести вместе с малышкой Си. Воскресный папа и его дочь. Дан с нетерпением ждал этого дня, каким бы ущербным это общение ни выглядело со стороны. Некоторые из его новых знакомых обсуждали эту тему, кто соболезнуя, кто говоря, что не один он так мыкается. Имиджмейкер однажды даже развил теорию, что ничего страшного в этом нет, потому что у Дана дочь. Вот если бы был сын, то отсутствие постоянного общения с отцом неминуемо привело бы мальчика к психологическим проблемам. Сам же Реззер понимал, что все это полная дребедень и для ребенка это плохо независимо от пола. Но в то же время он ощущал, как по прошествии времени затихают обиды на первую жену и остается лишь та щемящая болезненная тоска, которую он испытывал от расставания с дочкой.
Сегодня они приехали в огромный развлекательный центр «Детствоград». Малышка Си давно просилась сюда, но Дан опасался, что она еще не доросла до тех развлечений, которыми изобиловал этот центр. Теперь девочка немного подросла, став вполне самостоятельной и рассудительной. «Детствоград» встретил их музыкой, разноцветными огнями, криками и смехом детей. Шум стоял как в каком-нибудь гипермаркете в дни рождественских распродаж. У малышки разбегались глаза, и она даже не успевала сформулировать свои просьбы, как обнаруживала еще что-то яркое и желанное. Дан взял на себя функции кормчего и повел дочку по миру развлечений. Они катались на каруселях и аттракционах, ели мороженое и всякие другие вкусности, просто баловались, играя в догонялки среди поющих фонтанов.
— Пап, ну почему ты больше не приходишь домой? — Си вновь задала вопрос, которого Реззер боялся, когда они отдыхали, сидя на искусственной травке газона. — Ты что, нас разлюбил?
— Нет, милая, я люблю тебя так же. — Дан не знал, какие слова можно подобрать для ребенка и как уклониться от этого разговора. — Просто мы с мамой больше не можем жить вместе. Так бывает у взрослых.
— Но я хочу, чтобы ты жил с нами. Я так скучаю о тебе. — Казалось, что малышка вот-вот расплачется.
— Любимая, я не могу жить с вами. И мама не хочет этого тоже. Понимаешь… — Дан прервался, вдруг заметив неподалеку журналистов, которых он не так давно бил в «Мультиколор Милк». Наверняка они сновали неподалеку все время, но приближаться не решались. Теперь, когда смена настроения у папы с дочкой стала очевидной, они подобрались ближе, словно стервятники, почуявшие падаль.
— Убирайтесь! — Реззер почти выкрикнул это, и Си, заметившая теперь неподалеку камеру и напугавших ее уже однажды взрослых, заплакала.
— Скажите несколько слов, и мы уйдем, — начал свою песню один из них, — ответьте всего на пару вопросов, и мы оставим вас в покое.
— Убирайтесь! Мы отдыхаем и не хотим, чтобы вы нам мешали. — Реззер поднялся, пытаясь просто увести дочку прочь. Но журналисты торопливо засеменили следом, не переставая снимать и задавать вопросы.
— Скажите, господин Реззер, не относитесь ли вы к девочке так же жестоко, как к раздражающим вас взрослым?
Не переносите ли на своих близких те эмоции, которые окружают вас в вашей жизни профессионального бойца?
Не получая ответов, журналист по дуге обежал уходящих, оказываясь со стороны девочки.
— Скажи, пожалуйста, милое дитя, твой папа бьет тебя или твою маму? Он кричит на вас? Он часто тебя наказывает?
Не в силах больше сдержать свой страх, Си разрыдалась, выплескивая в слезах переполняющие детскую душу эмоции. Реззер одним прыжком покрыл расстояние, отделяющее его от обнаглевшего журналиста. Он сбил его с ног сокрушительным ударом в челюсть, с некоторым даже удовлетворением почувствовав под кулаком хрустнувшую кость. Оператор, не прекращая снимать, стал стремительно отступать прочь спиной вперед. Собравшийся было догнать его Дан остановился, вновь услышав плач дочки. Подхватив девочку на руки, он почти бегом устремился к своему гравитолету.
Реззер даже не стал заранее звонить бывшей жене о том, что они подъезжают. Он просто дождался, пока Ленара спустится за дочкой, и, не вылезая из машины, умчался.
Напряженные нервы требовали разрядки. А мерзкое настроение заставляло его не откладывать это в долгий ящик. Реззер просто остановился у какого-то бара в нескольких кварталах от своей прежней квартиры. Район не слишком престижен, и бар вполне соответствует ему. Хотя надо было отдать должное его владельцу — в нем было вполне уютно и чисто. Одним глотком махнув поданную барменом порцию виски, Дан не почувствовал ничего. Ему явно нужна была не такая доза. Усевшись у самого края стойки, там, где она вплотную примыкала к стене, увешанной фотографиями знаменитостей, Дан попросил бармена просто поставить перед ним бутылку. Вскоре квадратная бутыль была уже почти пуста. Дан чувствовал, что ему все больше жаль самого себя. Сейчас он уже почти не видел в своей жизни ничего светлого и радостного. Бармен сделал в сторону условный жест.
— Привет, красавчик! — На плечо Реззера легла ладонь с длинными ухоженными ногтями. — Тебе плохо сегодня?
— Вся жизнь дерьмо. — Дан повернулся, рассматривая улыбающуюся ему поджарую соблазнительную молодую гурянку. — Ты кто?
— Все бабы шлюхи… Понятно, милый, тебя обидела какая-то стерва. Но не все мы такие. Поверь, о таком мужике, как ты, многие мечтают. — Примитивные грубоватые фразы с неприкрытой лестью сейчас были как раз тем, что хорошо воспринималось сознанием, затуманенным алкоголем. — Я бы хотела, чтобы ты рассказал о твоих обидах.
— Ты правда это… — Реззер уже не чувствовал себя пьяным, что само по себе свидетельствовало, что он здорово набрался, — хочешь слышать?
— Конечно. Если ты не против, уйдем отсюда. Здесь вряд ли еще кто-нибудь тебя поймет.
* * *