Руни доверчиво хлопнула ресницами, словно была уверена: такой железный аргумент просто обязан убедить Отца Дружин.
— Хватит и одного, — отрезал он. — И что, по-твоему, будет, если ты разобьешься?
— У твоей ангханской подружки появится шанс занять пустующее место, — огрызнулась Рунгерд. — Кто я такая? Деревенская выскочка…
Отец Дружин не мог больше выносить ее тона. Он ударил ладонью по столу, столешница треснула, и девушка замолчала, с опаской глядя на Хрофта.
— Совсем недавно ты сама просила меня поддержать тебя, если что-то в полете пойдет не так, — ледяным тоном проговорил он. — Тогда я готов был пойти у тебя на поводу, потому что мог это сделать. Но сейчас под куполом, случись что, в небе тебя не удержит никто. Ни я, ни твой остроухий мастер. Я не для того ставил этот проклятый купол, чтобы видеть, как ты гибнешь. Я заплатил за твою жизнь сотнями жизней магических тварей, что испокон веков жили на этой земле, заплатил магией твоих друзей, и если ты и дальше хочешь пытаться убить себя одним из твоих немыслимых способов…
— Прости, — Рунгерд подняла полные боли глаза. Едва ли она, смертная, могла понять, о каком страдании для всех, связанных с магией, он говорил, но определенно попыталась представить. И то, что почувствовала, заставило ее смирить гордыню и опустить взгляд. — Я не стану прыгать и не стану летать. Только… и ты обещай мне одну вещь.
Хрофт разочарованно провел рукой по волосам и бороде. Все-таки Рунгерд навсегда останется внучкой старого Ансельма, у которого при всех умениях алхимика и лекаря была душа торговца.
— Чего ты хочешь? — устало спросил Отец Дружин.
— Пусть эта беловолосая и на ярд к тебе не подходит, — прошептала Руни, и было слишком хорошо заметно, как тяжело даются эти слова маленькой гордячке. — Что бы ни было между вами раньше…
Хрофт усмехнулся и обнял девушку, целуя ее в порозовевшие от стыда и смущения щеки. Горячая волна поднялась внутри и заставила Отца Дружин вздохнуть глубоко и прерывисто. Руни, еще минуту назад ледяная и ершистая, сейчас таяла в его руках как воск. Девушка обвила руками его шею, стала жадно целовать ключицы и мощные мышцы плеч, словно не зная, как насытить проснувшуюся жажду.
— Пойдем, успокоим людей, — прошептал Хрофт, останавливая ее. — У нас будет целый вечер.
— А вечера в Хьёрварде такие холодные, — счастливо смеясь, подхватила Руни. И Отец Дружин вновь поразился, как она переменилась. Из всех драгоценностей, что перебывали за эоны владычества и изгнания в руках Хозяина Асгарда, она была самым хрупким и ценным. Словно огромный, искусно ограненный алмаз, она была чистой и безжалостно-острой и каждый день открывала ему все новые грани собственной души. Хрофту нравилось видеть свое отражение в этих гранях.
С ней он мог оставаться Хрофтом, но больше не был стариком. Он мог быть мудрым, сильным, властным, но впервые за долгое время он чувствовал себя не зрителем бесконечной вселенской драмы, а полноправным ее героем, даже если ему остается прожить на сцене всего лишь несколько минут до того, как явятся истинные вершители действа и восстановят привычный порядок. Руни умела радоваться каждому дню и каждой новой выдумке. Хрофт готов был радоваться вместе с ней, потому что иначе жить было незачем. Сила, что столько времени составляла основу его натуры, а потом — заветную цель, снова покинула тело Отца Дружин. И оставила такую страшную, разрушительную пустоту, которая, пожалуй, убила бы даже Древнего Бога, если бы не маленький огонек надежды и чего-то еще, горячего и неясного, что вложила ему в грудь Рунгерд.
— Они идут! Там! — закричал кто-то снаружи. Хрофт вполголоса выругался, досадуя на свою неизвестно откуда взявшуюся чувствительность. Похоже, в нем и правда слишком много от смертных, и стоило магии покинуть его, как это человеческое тотчас подняло голову, сделав Отца Дружин слабым. Видимо, слуги Хаоса нашли-таки брешь в его броне. И сейчас готовились нанести удар.
— Я видел! Видел! — Эймунд, продолжая возбужденно выкрикивать что-то о врагах и опасности, зашел на круг над поляной. Но слишком торопился приземлиться, не совладал с крылом и, споткнувшись, полетел с пригорка кубарем.
Руни и еще несколько человек бросились к нему. Деревянную основу крыла чинить уже не было смысла. Сквозь разрывы полотна виднелся изувеченный каркас. Одна из планок глубоко воткнулась летуну в голень. Но, сминаясь, крыло спасло мальчишке жизнь. Эймунд тотчас пришел в себя, попытался встать, не замечая раны в ноге, и продолжая повторять:
— Я видел! Видел! Там целое войско!
— Где? — обеспокоенно, но твердо спросила Рунгерд. — Ты летал за купол?
— Нет, под куполом, — затараторил Эймунд. — Им не больше четырех часов пути до нас, учитывая, как быстро они продвигаются. Нас явно хотят застать врасплох.
— Тащите его в дом Отца Дружин, — скомандовала Рунгерд, даже не удосужившись бросить взгляд на того, чьим жилищем так свободно распорядилась. — Позовите Рихвина, Дирка, Велунда. Пригласите Подгорного владыку.
Несколько человек бросились исполнять ее приказ. Двое подняли сопротивлявшегося Эймунда, который пытался объяснить, что сумеет дойти сам, и понесли в сторону хижины Хрофта. «Похоже, новости вот-вот станут дурными», — шепнул один, невысокий русый паренек в короткой темно-синей куртке, на которой не осталось и половины блестящих пуговиц.
Рунгерд подождала, пока Эймунда уложат на кровать, и только потом потянула сболтнувшего лишнее парня за рукав его кургузой куртки за дверь. Тот повиновался, но едва они оказались на улице, там, где их не могли видеть собравшиеся в доме, Руни тотчас припечатала парня к стене, надавив предплечьем на тощее горло.
— Следи за тем, что говоришь, — прорычала она едва слышно, но с такой злостью, что несчастный испуганно пискнул, хватая ртом воздух. — Новости могут быть дурными. Для тебя — особенно. Но если кто-то вроде тебя скажет хоть слово… Если ты попытаешься заронить хоть крупицу сомнения в голову хоть одного из МОИХ людей…
Рунгерд не стала продолжать. Она только поднесла к самому лицу парня нож.
— Этот нож… — Руни посмотрела на чистое, блестящее лезвие, вспоминая темные пятна, что были на нем, когда подарок Хрофта Брану впервые попал к ней в руки, — однажды уже пил кровь человека, злом отплатившего за добрую услугу.
Парень сжался, все еще не зная, как ответить. Видимо, в его мире девы-воительницы встречались редко, и напор Рунгерд выбил молодого человека из колеи.
— Я могу научить тебя летать, — спустя мгновение одолев свой гнев, проговорила она уже спокойнее. — Но если ты намерен ползать на брюхе — уходи. И не смущай людей. Им, возможно, через пару часов предстоит крепкая драка. Я никого не держу, но и не стану терпеть в своем лагере того, что радуется дурным новостям.
— Я… ничего, сэр… мэм… леди… — запутался в словах паренек. — Я только подумал…
— Не стоило, у тебя плохо получается, — оборвала его Рунгерд. — Зови меня госпожой. Или Девчонкой. А сейчас беги к сотникам и скажи, чтоб люди готовились к бою. Но запомни, говорить ты должен так, чтобы никто, ни одна душа, не засомневалась, что победа будет за нами. Понял?