– Выход, выход, должен быть выход! – я вскочил. – Куда мы собирались, в энергоблок? Вот и пошли, может, оттуда удастся шестерню разблокировать.
Но вход в трансформаторную оказался закрыт – перед нами предстали толстенные кованые ворота с красной надписью «Опасно!» и черепом со скрещенными костями. Они, вероятно, открывались с помощью находившегося рядом кодового замка. Но, помаявшись с устройством и ничего не добившись, мы отправились в реакторный коридор. И тоже безрезультатно – наткнулись на толстенную решетку.
– На ней бы наш газовый резак опробовать, вот только Борис его забрал, – задумчиво произнес Сергей.
Визиты в столовую, оранжерею и на ферму ничего не дали. Помещения были завалены разломанной мебелью, почти все клетки смяты и разломаны, короче, везде царило страшное запустение. Тогда я предложил вернуться к шестерне, но Сергей с Максимом сказали, что очень устали и пойдут вздремнуть. Я добрел до заблокированного выхода и долго смотрел на полутораметровый блестящий стержень, держащий эту махину. Потом достал из рюкзака лазерный пистолет и решил проверить свою догадку на практике.
Израсходовав две обоймы, я понял, что ни к чему хорошему такая затея не приведет. Пистолет, судя по всему, был достаточно мощен, чтобы прожечь дырку в бетоне, но справиться с закаленной сталью или титановым сплавом, из которого был сделан держатель, ему явно не под силу. Максимум, чего я добился, – небольших оплавленных миллиметровых вмятин на стержне. Таким макаром мы втроем будем прожигать его не меньше года. Пришлось вернуться к ребятам.
Всю следующую неделю провели в поисках чего бы то ни было интересного. Мы обшарили все закоулки станции, заглянули под каждый стол. Даже перебрали рассыпанную землю в оранжерее и, привыкнув, поработали с искореженными трупами в «Зоне испытаний». Ничего, вообще ничего стоящего. Не нашли мы и код к двери трансформаторной – до нас явно поработали профессионалы, как пошутил Максим. Еду и воду мы кое-как на этот срок растянули, но к концу седьмого дня стало совсем туго. Ситуация осложнялась тем, что на станции не было воды – ни в кранах, ни в ванных, ни в туалетах. Электричество работало, а воды и продуктов – нет.
Каждую ночь я спал все хуже и хуже, думая даже больше не о себе, а о ребятах, и вообще пытаясь разобраться в произошедшем. Как я мог так по-идиотски вляпаться? Почему надо было строить из себя супермена и пытаться в одиночку раскусить игру настоящих матерых бандитов – в том, что Марина и Борис – бандиты, я теперь нисколько не сомневался. И после того, как на девятый день, встав утром и поняв, что скоро по Центру придется передвигаться ползком – сил совсем не осталось – я принял решение.
– Максим, Сергей, как там в записке сказано? Чтобы мы все отправились в сфере в полет? Вариантов, похоже, у нас никаких больше нет – вода давно кончилась. Так что давайте так. Сейчас проверим метрику, если все о’кей, я стартую первым. Я вас сюда притащил, мне и отвечать. Спасти не спасу, но, по крайней мере, вы сумеете проверить, не размазало ли меня по креслу. Тогда, может, и лететь не так грустно будет. Что скажете?
– Хреновая идея, – Сергей выглядел мрачно.
– A что еще остается? – Максим вдруг встал со своего матраца. – Ты первый или я, уже без разницы. Они своего добились: или мы тут сдохнем, или полетим. Я за то, чтобы все поскорее кончилось. Кто нас сюда привел, Майкл, не так важно. Взрослые люди, сами с усами, могли бы и головой сначала подумать, а не жопой. Пошли, проверим эту машину.
Панель управления с пометкой Л8 находилась слева от входа в смотровой коридор «Зоны испытаний». Я повернул здоровенный черный рубильник. Ничего не случилось. Мы подождали минут пять, потом направились к зеркалам. И тут стало ясно, что происходит: вмонтированные в них огромные кабели тихо гудели, воздух сделался более разреженным, запало озоном. Мы вернулись в смотровую. Ровно через полчаса после включения на панели Л8 загорелась крупная зеленая лампа. Мы прошли в панели М12, которая находилась недалеко от блока активации ускорителя частиц. Я быстро повернул четыре выключателя – постепенно над ними начали загораться небольшие желтые лампочки. Этот блок выглядел куда более сложно, чем аскетичный Л8, здесь имелась масса стрелочных индикаторов, еще какие-то рычажки и кнопки. Вольтаж, судя по всему, регулировался колесиком внизу панели, я выставил его на 50 и нажал красный переключатель рядом. Мы все вздрогнули.
Монотонный женский голос начал отсчет: «Сто восемьдесят восемь… Сто восемьдесят семь… Сто восемьдесят шесть…».
– Интересно, зачем им понадобилось озвучивать всю зону испытаний таким мерзким голосом? – Максим хотел пошутить, но не вышло. Мы все были дико напряжены. Дама считала ровно по секундам, по ней можно даже часы сверять. Наконец отсчет стал подходить к концу. От греха подальше мы присели за приборные доски – стекла-то в смотровой разбиты. И оттуда уже начали наблюдать за происходящим, а посмотреть было на что.
«Пять… Четыре… Три… Два… Один… Зажигание». Черные зеркала вдруг налились ослепительным бело-серебристым светом. Между ними возникло какое-то подобие золотой патоки – словно натянулась толстая и подвижная паутина. Эта субстанция начала переливаться, все ускоряясь и ускоряясь. Затем раздался громкий хлопок, и сфера с правого края метрики исчезла. Тут же на станции отключился свет, и все погрузилось в кромешную тьму. А еще через мгновение электропитание восстановилось, сначала свет был менее ярким и моргал, потом загорелся на полную мощность.
Я выбежал в зал. Сфера красовалась на другом конце метрики, целая и невредимая. Все выдохнули, а я сжался как пружина. Откладывать неизбежное не имело смысла, но и отправляться навстречу неизвестности особо не хотелось.
– Ну что, коллеги, до свидания… – я снова прошел к панели М12, вернул рубильники на место, затем нажал красную кнопку, и холодный голос снова начал отсчет: «Сто восемьдесят восемь… Сто восемьдесят семь…».
– Не поминайте лихом, – мы обнялись. Никто больше не произнес ни слова. И я вышел из смотровой.
А дальше началось самое сложное. Каждый шаг делался с диким трудом и отдавался в мозгу какими-то яркими воспоминаниями прошлого.
«Сто восемьдесят пять» – и я вспомнил свой первый секс, тепло и запах женского тела, которое в твоей власти.
«Сто восемьдесят четыре» – в руках оказались первые заработанные деньги – от практики на стройке; ощущение уверенности и силы.
«Сто восемьдесят три» – невероятный кайф от того, что вода больше не прогибается под тобой, а держит на поверхности – я наконец научился плавать.
«Сто восемьдесят два» – корочка МГУ почти в руках – я защитил диплом и выхожу из зала с невероятным чувством волнения и облегчения.
«Сто восемьдесят один» – я подписываю документы на отцовский перевод миллионов…
«Сто восемьдесят» – велосипед наконец покоряется мне, и колеса шуршат по асфальту.
«Сто семьдесят девять» – я срываю овации зала на конференции – более тысячи человек встают и аплодируют докладу.