– Здравствуйте, гости дорогие. С чем пожаловали?
– Меня зовут Иван Никанорович, это мои коллеги, Майкл и Вероника. Простите, что беспокоим, но нам срочно надо найти телефон или транспорт. Это дело государственной важности!
– Страсть-то какая! Ой, меня Василием зовут, – мужик осклабился. – Лошади у меня нет, уж извините, до райцентра пятнадцать километров ходу. Можете отдохнуть пока, поесть, чем богаты, а там по тропинке дальше идите, в конце деревни Вовка Сиплый живет. У него телега должна быть, подбросит. Ну, так как?
– Нам бы воды попить, – Вероника мягко взглянула на мужика. – Да и пойдем мы, торопимся очень.
– Заходите, люди добрые! Не бойтесь, собак не держу, вообще животины у меня нет, – Василий дошел до калитки и распахнул ее перед нами. Мы осторожно прошли на крыльцо.
– Сейчас, сейчас, – засуетился мужик, – да вы это, не стойте так, мне тут в радость любое новое лицо увидеть, зашли бы в дом хоть на пять минут…
– Мы…
– Я зайду, – Брюсов зачем-то снял туфли – что в доме непролазная грязь, никто не сомневался – и направился за Василием внутрь. – А коллеги мои здесь постоят, не обессудьте.
Мы остались наедине с Вероникой. Крапива под окнами дома поблескивала капельками росы, и вообще в этом месте было как-то умиротворенно, красиво и притягательно. Чистейший воздух, от которого я уже отвык в Москве, покой – поселиться бы в такой деревне, колоть утром дрова, ходить за водой к колодцу… Я вздохнул. Минут через пять мы переглянулись – Брюсова все не было. Еще через пять минут Вероника сказала:
– Идем в дом.
Я открыл дверь, и мы зашли в узкий темный коридор пятистенной избы. Левая дверь была закрыта, за правой поблескивала полоска света. Я распахнул ее, мы прошли в вусмерть загаженную кухню с русской печью и уперлись в еще одну хлипкую дверь. Из-за нее раздавался звук ножовки, словно кто-то пилил лобзиком дерево. Вероника толкнула преграду – заперто. Тогда мы вдвоем навались на дверь, щеколда отскочила, и нашим глазам предстала некая картина. Я называю ее «некая», так как говорить «ужасная» или «мерзостная» в данном случае – значит не сказать ничего.
Вдоль стен комнаты стояли два дивана, заваленные грязным тряпьем. Посреди на полу располагались низкие козлы с массивной столешницей. На этой столешнице лежал труп человека, а вокруг суетился Василий. Он орудовал обычной садовой пилой и с ее помощью уже отделил от тела обе руки и голову. Руки были распилены на одинаковые двадцатисантиметровые кусочки, а голова с всклокоченной шевелюрой бодро стояла под козлами в небольшой лужице крови. Это была голова Ивана Никаноровича. Василий уже готовился перейти к отделению ног от туловища. Он что-то бормотал себе под нос и действовал весьма сосредоточенно – настолько, что даже не сразу среагировал на шум распахивающейся двери.
– Борщ, борщ, много борща наварить… – ненормальный поднял глаза. – О! Гости дорогие! Засолить, надолго хватит!
Василий бросил пилу, выхватил откуда-то небольшой садовый топорик и медленно пошел на нас.
Время как-то растянулось, я почувствовал себя словно в киселе. От броска я уклонился, и топор врезался в косяк почти по самый обух. Без видимых усилий Василий выдернул его, одновременно оторвав от стены щепу толщиной сантиметров в двадцать. Тут я двинул ему левой рукой, метя в челюсть, но попал, скорее, в висок. Такой удар сбил бы с ног любого противника моей комплекции, но в местном людоеде было килограммов сто двадцать, не меньше, так что эффект мой прием оказал на уровне обычной оплеухи. Хозяин дома мотнул головой и снова замахнулся. Тут раздалось два выстрела – от шеи у мужика отлетел здоровый кусок плоти, он выронил топор и, заливая все вокруг просто нереальным количеством крови, грохнулся на пол.
Вероника стояла в стрелковой стойке, в руках у нее был «Макаров».
– Не двигайся. Сейчас, – она стала похожа на натянутую тетиву.
Василий вдруг поднялся и снова двинулся вперед. Грохнул еще один выстрел, потом еще – ему оторвало ухо, на груди расплылось пятно крови. Но мужик шел как ни в чем не бывало – и это не то что пугало. Это было ненормально, противоестественно. С пятого раза Вероника попала нападавшему прямо в лоб, и только тогда он грохнулся замертво.
– Что это было? Он мухоморов объелся, или как? Я слышал, с наркоманами такое случается…
Вероника пихнула Василия ногой – он не пошевелился.
– Да нет, Майкл. Это – обычный советский алкоголик. Алкоголик-зомби… – задумчиво произнесла моя спутница.
– Да ну, хватит меня разыгрывать. Крепкий мужик был, с одной пули ты его не уложила, но…
– Посмотри, ему сонную артерию перебило, на полу крови литра три. Никто, никто и никогда, даже под самым сильным психотропным средством после этого не смог бы снова встать. Боюсь, что мы в деревеньку специализированную попали, не слышал про такие?
– После ваших пузырей и звезд меня ничем не удивить. Давай присядем и попробуем успокоиться, а заодно и расскажи мне, что к чему. У тебя такой вид…
– Я первый раз стреляю не в тире. Я… удивлена. Но эта история для большинства не секрет, разве тебе она не известна?
– Говорю же – нет.
– Кремль со своими звездами имеет очень мощное, но ограниченное влияние на округу. Да, система звезд Троцкого накрывает всю страну. Но основная защита простирается примерно до МКАД, а дальше ее эффективность сильно снижается. Когда в 1962 году вокруг столицы построили кольцевую автодорогу, она стала скорее негласной стеной, границей обороны. Так вот, Брюсов тебе не рассказал, но защита была предусмотрена не только от внешнего врага, но и от внутреннего.
Внутренний враг – это алкоголь и последствия его влияния на сельских жителей. Мы не знаем, в чем тут дело, почему городской алкоголик, как максимум, допивается до белой горячки и не более, а вот сельский со временем превращается в зомби. Он может временами нормально общаться, но большую часть жизни жрет. Жрет все и вся – кошек, собак, скотину, людей. Он не ведает жалости, он обладает чудовищной физической силой и функционирует только на рефлексах – утолять свой голод и истреблять. Зомби и раньше частенько на Руси бывали – ну там осиновый кол и прочее, помнишь? Но вал их пришелся именно на послереволюционный период – то ли водка в селе стала доступней, то ли что еще, неизвестно. Коллективизация, которую начал Сталин, была на самом деле не борьбой с крестьянином и не уничтожением кулака. Велась настоящая целенаправленная война со злейшим внутренним врагом – зомби, которые съедали жителей, урожай, колхозы и вообще все вокруг. Отряды НКВД боролись против внутреннего врага до последнего патрона, до последней капли крови, но с каждым годом число зараженных деревень только прибывало. К 1930 году ситуация стала критической – зомби проникли из сел в города и стали заражать основное производящее население страны. Тогда Отец Народов был вынужден инициировать знаменитое раскулачивание, в котором, по официальным оценкам, погибли от четырех до десяти миллионов человек. Только, в основном, не люди это были, а зомби – зомби, вынужденные пожирать уже друг друга. Зараженные деревни изолировались от окружающего мира, отрезались все пути к бегству – вот она, злая правда тех лет.